В сорок третьем, комиссованный после пятого ранения, он вернулся в Вёсну с перебитой ногой, «хромоножкой», с простреленным лёгким, но весь в медалях и с двумя орденами. Посидели вечером всей семьёй за не богато, но полно накрытым столом, а поутру дедушка мой «поковылял» на лесозавод. И то же пошло в насыровской жизни: труды-заботы, печали-радости, зимы-лета – жизнь, словом, просто жизнь. Если я возьмусь описывать её по пунктам и абзацам – всякий россиянин сразу встретит что-нибудь своё, обнаружит знакомую с детства обыденность, в которой и легко нам бывает, и не очень, холодно и жарко – кто как обустроится.
– Скучно! – скажет благоразумный читатель.
Право, кому же интересно читать, как вскапывали по вёснам огород, как осенями собирали клубни, как кормила бабушка кур и поросят, как дедушка загружал в вагоны доски, как женились и выходили замуж Насыровы-дети. Для этаких описаний, пожалуй, нужен глубокий талант, а я ведь – дилетант. Нет, нет, не буду описывать: глыб для моего литературного памятника не хватает, одни камешки под рукой оказываются: ведь война была последним большим – если не первым и последним большим, эпохальным, так сказать! – событием в жизни дедушки и бабушки. Потом по стёжкам-дорожкам их супружеского века – и до скончания его – покатило всё такое семейное, домашнее, то есть хлопотное, докучливое, мелкое, – ну, по крайней мере, мне так казалось. Но, однако, как много и благодарно я взял у них в мою путь-дорожку!
Приведу несколько крохотных историй, или же, как назвал свои произведения один замечательный писатель, «крохоток», о том, как я, если хотите, рос душой. Они из самого-самого далёкого моего детства, но припоминаются частенько и с неослабевающей нежностью. В сущности, если хотите, пустяковые случаи-то, но отрадные, дорогие для моего сердца.
Итак – крохотки. Однажды – как и много раз до и после – приехали мы из города, мама, отец и я, картошку копать у дедушки с бабушкой. Уже не вспомню, сколько лет мне тогда минуло, но маленьким я был, «пострелёнком», как говаривал дедушка. Я чуточку помог в огороде, – «какие же скучные у взрослых дела!», а потом увлёкся разглядыванием в зимовьюшке кроликов. Их в клетке – полным-полно и почти все они беспрерывно и усердно ели, ели. «Н-да, обжоры ещё те!» В последнем – «ясельном», говорил дедушка, – закутке, отгороженном от основной клетки переборкой, я обнаружил пятерых маленьких, но уже подросших крольчат. Они сидели друг подле друга, словно согревались или секретничали, и вместе представляли большой нежно-серый пушистый клубок.
– Ах вы, мои миленькие, – пытался поймать я одного из них.
Они врассыпную разбегались от моей руки, забивались в угол и, прижав вздрагивающие уши, испуганно сверкали на меня глазёнками.
– Эх, вы, трусишки.
Вошёл в зимовьюшку дедушка. Он брал кроликов за уши и опускал в переносную клетушку.
– Деда, а ты куда кроликов?
– В суп. А из шкур шапки вам сошью.
– Как – в суп?! – опешил я, совсем позабыв, ради чего, собственно, он разводит кроликов.
– Ну, как как… в суп, и точка. Ни разу, что ли, не едал крольчатину? Нежнятина, а не мясо!
– Ты их зарежешь?
– Э-э-э, ну-у-у, да-а-а. Иначе-то как же они попадут в суп?
– А… а… а… если без них сварить? Точно, давай без кроликов!
– Гх, как же без кроликов? Ты, деточка, не приболел случаем?
Ну что я ещё мог сказать ему!
Дедушка деловито закинул верёвку на плечо и унёс клетушку под навес, где у него громоздились здоровущая, с торчащими сучками чурка и залепленный пухом и запёкшейся кровью широкий – разделочный – стол. Он зашёл в избу за ножом и дубинкой, которой усыплял кроликов, шибая их по носу. И только скрылся, как я тотчас вылетел из зимовьюшки, в три прыжка оказался под навесом и распахнул дверцу клетушки. Бедняги кролики вздрогнули и сбились в кучу. К выходу – ни один.
– Кыш, кыш! Убегайте, дурачки!
Недоверчиво косясь на меня, робко выполз один; другие – ни с места.
– Ну же, ну же! – тряхнул я клетушку. – Вы свободны! Вас никто не съест! И тех малюсеньких крольчатушек тоже никогда не съедят: я их тоже отпущу. Как же можно убивать вас, таких прекрасных, добрых, пушистеньких? Убегайте, убегайте! Можете вон в то поле или вон в тот лес. Вы себе построите домики и будете жить счастливо и весело. А если вас будут обижать волк или лиса – позовите меня. Я у деда стибрю ружьё и так бабахну, что они навсегда забудут к вам дорогу. Ну, удирайте! Живите, веселитесь, миленькие мои кролики!..