Гадали Лене. Она изо всех сил притворялась, что ей совершенно безразлично, что скажет скорлупка. Лена шумно играла с кошкой, однако, как зорко моя сестрица следила за каждым моим движением! – я устанавливал и поджигал скорлупку.
И она – не закрутилась.
Мне было жалко Лену, хотелось её утешить. Я подумал, что скорлупка не закрутилась по моей вине – быть может, я что-то неправильно сделал.
Лена, вызывающе громко напевая, спустилась с полка, отшвырнула бедную кошку:
– Ерунда это ваше гадание. Я ни на кого и не загадывала, между прочим. Вот так-то! – И зачем-то показала нам язык. Но через полчаса в постели она тихонько всхлипывала в подушку.
Потом гадали Люсе. Как только в первый раз я увидел эту девочку, я заметил за собой странное желание: мне хотелось ей понравиться. Я поминутно искал в глазах Люси оценку. Она иногда задерживала на мне взгляд, и если я отвечал ей своим, она низко опускала глаза и слегка пунцовела. «Я её люблю?» – неожиданно для меня прозвучал во мне вопрос, но я почему-то побоялся на него ответить. Вспомнилась моя очаровательная, капризноватая «бабочка» Ольга, и в моём сердце стало неуютно, как-то, что ли, шатко.
Миха установил скорлупку. Люся – эта скромная, застенчивая девочка! – вдруг смело подняла на меня глаза. В моей груди порывисто, но приятно вздрогнуло, и меня смутила странная смелость её взора. Я опустил глаза и зачем-то полез в карман; достал ржавый болт и так и сяк вертел его в руках. Скорлупка закрутилась энергично, жизнерадостно, можно сказать, с брызгами искр. На лице Люси не произошло никаких изменений, но я чувствовал, что она довольна. Я был уверен, что она ворожила на меня.
Когда мы спускались с полка, наши взгляды снова встретились, и я угадал в полумраке на её губах необыкновенную кроткую улыбку.
14. ЧАСЫ
На следующий день мама, отец, Люба и брат уехали домой, а меня с сёстрами оставили на недельку погостить.
В кухне висели старинные часы с кукушкой; они сразу же завлекли меня, точнее, заинтересовала лишь только кукушка, которая с гулом выскакивала и громко, голосисто куковала почти как настоящая.
– Что там внутри происходит? – азартно спрашивал я себя, прохаживаясь взад и вперёд около часов. – А может, кукушка живая? – Но я иронично усмехался. Лазил вдоль беленой стенки, заглядывал в механизм и пачкал нос и одежду извёсткой. – Как кукушка узнаёт, что надо выскочить и прокуковать столько раз, сколько показывают стрелки?
Скоро – двенадцать дня. Должна, как обычно, показаться кукушка. Я подошёл к часам поближе и стал ждать. Шумно распахнулись ставенки, и блестяще чёрная кукушка шустро, словно её кто-то вытолкнул из убежища, выскочила и с весёлой деловитостью точно прокуковала двенадцать раз. «А если разобрать часы и заглянуть вовнутрь?» – Мысль мне понравилась, однако было боязно: могли в любое время подоспеть с базара дедушка и бабушка.
Миха – он рисовал военный корабль, который, однако, у него всё больше начинал походить на утюг, – посмотрел на меня с улыбочкой:
– Интересно, да? Тем летом, Серый, я хотел заглянуть, как там. Да дед заловил и чуть уши не отодрал.
– А если – быстренько-быстренько? Они ведь нескоро вернутся. Давай посмотрим?
Миха с мужиковатой медлительностью почесал в своём выпуклом, с лишаями затылке, шморгнул простуженным носом и протянул:
– Мо-о-ожно, вообще-то… но де-е-ед.
– Мы – в момент, Миха! Немедля назад повесим. Ну, как?!
– Была не была! Но нужно кого-нибудь за ворота отправить: постоять на страже.
Попробовали уговорить Лену, но она не только отказалась – пообещала «всё, всё» рассказать взрослым, то есть наябедничать. Настя упросила её не выдавать, и вызвалась сама вместе с Люсей покараулить у ворот.
Как только они махнули нам с улицы – я кинулся к часам, бережно снял их и положил на стол. Мы открутили три винтика с задней крышки и, когда я осторожненько приподнял её, в часах что-то еле слышно пискнуло. Раздалось одно «ку-ку». Я повернул часы циферблатом вверх – в раскрытые ставенки упала кукушка, они почему-то не закрылись.
– Ч-часы остановились, Миха, – вымолвил я на угасании голоска и прикусил губу. Мне померещилось – в моих волосах что-то зашевелилось.
Слегка потрясли часы, покрутили стрелку, подёргали за цепочку с гирькой и кукушку, которая, как только мы её отпускали, падала в свой домик, – часы стояли.
– Что будем делать? – спросил я, чуть дыша.
– Полома-а-али! – каркнула за нашими спинами вездесущая Лена. Я конвульсивно вздрогнул – казалось, меня уже ожгли ремнём.
– Цыц, ворона! – Миха, недолюбливавший Лену, припечатал ей в лоб щелчок.