Он разложил диван, постелил постель, снял с полки томик Джека Лондона «Белый клык» и лег поверх одеяла, не снимая синего тренировочного костюма, в котором всегда ходил дома. Но не читалось, и он отложил книгу. Мать пришла минут через двадцать, поставила раскладушку и, тоже не раздеваясь, легла. Оба молчали, думая каждый о своем, напряженно прислушиваясь ко всем звукам, доносившимся из спальни. Уснуть им так и не удалось. Не прошло и часа, как раздался грохот — упало что-то тяжелое — и тут же донесся дикий крик отца:
— Нина!!!
Мать побледнела и поднялась. Поднялся и Толик.
— Началось, — тоскливо прошептала мать.
Нетвердые, шаркающие шаги отца слышались теперь в большой комнате, столовой, как ее называли в семье Коваленковых. Вот он, видимо, налетел на стол и грубо выругался, потом его качнуло в другую сторону — налетел на сервант, раздался звон стекла, наверное, сшиб на пол цветочную вазу.
— Нина! — снова раздался его дикий вопль.
Дверь от сильного толчка распахнулась, ручка ударилась в стену, посыпалась штукатурка. Отец стоял на пороге, пьяно покачиваясь и не сводя глаз с жены.
— Спряталась... — он грязно выругался и шагнул к матери. Та испуганно подняла руки, ладонями вперед, словно отталкивая его.
— Сына-то хоть постесняйся!
— Сына? — отец перевел взгляд мутных глаз на Толика. — А мой ли эт-то сын? Не было в р-роду Ко-вален-ковых таких черных. Н-не было! С кем ты его прижила?
— Сына не стесняешься, хоть бога побойся, чего мелешь-то!
— А в бога! — отец дико выругался и вдруг без замаха ударил жену в живот. Та глухо ойкнула, сползла по стене на пол и свернулась в клубок. Отец отвел назад ногу, собираясь пнуть ее в бок. Толик запомнил эту отведенную ногу и светлое пятно на носке возле большого пальца — видимо, мать при штопке не смогла подобрать одноцветных ниток. Сердце его сжалось в комок.
— Не смей! — закричал он и одним прыжком оказался между отцом и лежащей на полу матерью. При этом он резко оттолкнул отца. Тот отшатнулся, покачнулся, но не упал.
— Эт-то ты што? Эт-то ты на кого р-руку поднял? — не столько удивленно, сколько зло проговорил отец и вдруг снова почти без замаха бросил вперед правую руку. Толика выручила реакция — недаром все-таки последние три года он считался лучшим вратарем юношеских команд города. Краем глаза заметил этот удар, на полдороге перехватил руку отца и рванул ее вниз и влево. Отца качнуло к нему вплотную, и Толик увидел искаженное пьяной злобой лицо и с резкой остротой понял, что сейчас он впервые в жизни ударит этого когда-то самого близкого ему, а теперь столь ненавистного человека.
— Анатолий! — на необычно звенящей ноте прозвучал сзади предупреждающий голос матери, и Толик опомнился.
— Не бойся, ма, не ударю!
Он развернул отца вокруг себя спиной к дивану и толкнул в грудь. Отец свалился на диван. Толик оглянулся и увидел, что мать уже поднялась с пола и стоит возле стены, держась за живот.
— Беги, ма, к соседям, оттуда в милицию позвони. Я его пока подержу, а потом за тобой выскочу.
Мать кивнула и, согнувшись, — видно, сильно ударил ее отец — пошла к двери. Отец пьяно ворочался на диване.
— А, т-ты т-так! Ну погоди, я с-с тобой расправлюсь!
Он пытался встать, но как только немного приподнимался, Толик толчком в грудь снова опрокидывал его.
— Анатолий, пойдем! — донесся от дверей голос матери.
Толик снова опрокинул отца на диван, в несколько прыжков выскочил в прихожую, сорвал с вешалки пальто, выбежал на лестничную площадку и захлопнул дверь.
— Куда теперь?
На площадку выходили двери еще трех квартир. Но не успели они постучать или позвонить в какую-нибудь из них, как одна приотворилась и в ней появилась голова соседки.
— Нина Петровна, голубушка. Опять ваш буянит? Пойдемте скорее к нам.
Раздумывать и выбирать не приходилось: отец уже сопел по ту сторону двери, возясь с замком. Толик и мать последовали за пригласившей их соседкой. А та тараторила:
— Вот, вешайте, Нина Петровна, сюда пальто и проходите в комнату, посидите у нас.