Вместе со способностью соображать вернулись и мысли о деле, которое я так неосмотрительно взвалила себе на плечи этой ночью. Дело о пропавшем мальчике… С какого боку за тебя взяться? Какие сюрпризы ты мне приготовишь? И главное, главное — чем закончишься, каким финалом?.. Признаюсь, мое ночное гадание, насулившее моему клиенту цепь страшных страданий, не на шутку испугало меня. Впрочем, разве он и теперь уже не страдает? Ах, если бы знать, что имела в виду судьба… И ты, тарасовский Шерлок Холмс в юбке, берешь на себя такую ответственность?! Ведь это тебе не жуликов ловить и даже не убийц, которые свое мокрое дело уже сделали, и хуже никому не станет — разве тебе самой, если будешь дурой. А здесь… От самой маленькой, пустячной твоей ошибки зависит не то что слезинка ребенка — его жизнь! А уж ошибок ты можешь наделать запросто, никогда ведь ни с чем подобным не сталкивалась… Одно слово: дура! Дура и есть.
«Да, дура! — одернула я свое взбунтовавшееся „альтер эго“. — Больно ты умное — после драки языком чесать. Только, когда Бутковский заглядывал тебе в душу глазами раненой собаки, почему-то молчало. Так что теперь лучше заткнись и думай, что будем делать!»
Крыть «второму „я“» было нечем, и оно заткнулось. Правда, гениальных идей тоже не предлагало. Как и первое, впрочем. Так что я решила дальше не напрягать мою детективную сущность и отложить разработку стратегии и тактики будущего расследования до того момента, когда похитители выдвинут свои требования и у нас, по крайней мере, появится хоть какая-то ясность. Быть может, они их уже и выдвинули. Скоро узнаю.
А вот моя женская сущность — о! Она-то не желала никакой передышки — напротив, все настойчивее заявляла о себе. Как будто ей даже чудились впереди какие-то возможности самореализации, еще неопределенные, смутные…
Мне все это брожение и трепетание совсем не нравилось. Нет, сам по себе этот процесс весьма приятен, а его развитие — тем более, и в любом другом подходящем случае я, конечно, не имела бы ничего против, но… Беда была в том, что именно этот случай я считала совсем неподходящим. Мне было стыдно признаться себе, что мое все возрастающее волнение связано со скорым появлением Григория Орлова. Ну кто он такой? Пока для меня ответ на этот вопрос был ясен, что бы там мне ни наговорили Бутковские: подозреваемый номер один. Если не «мозговой центр» преступления (это вряд ли), то исполнитель — очень и очень вероятно. Разве не может быть, что вся эта его порядочность — хитрая игра и что совсем неспроста он так долго втирался в доверие к шефу и завоевывал популярность в его семействе? Кстати, неизвестно еще, какие у этого Рэмбо отношения с Натали…
Натали. Вот тоже еще та штучка! Бутковский от нее без ума — это видно каждому, кто имеет глаза. «Поверьте, я неплохо разбираюсь в людях», — сказал он. Дай-то Бог, дай-то Бог… Надо будет и к ней тоже присмотреться повнимательнее.
Да уж, пока в уравнении, которое мне предстоит решить, — одни неизвестные! Но главный «икс» — это, конечно, он, Гришка Орлов. Я ведь его еще и в глаза не видела, а только о нем и думаю — не много ли чести?! Кто — я, и кто — он? Какой-то водила, темная лошадка, кот в мешке! Супермен чертов… Может, на него и смотреть-то страшно, а я… И позволить, чтобы из-за какого-то сомнительного мужика — кстати, сколько ему может быть лет? — так колотилось и замирало мое драгоценное сердце? Вот еще напасть!
В общем, я с удовольствием приструнила бы мою женскую сущность так же, как приструнила «альтер эго», но… видимо, женская сущность нравом была покруче. Сдаваться она явно не собиралась.
«Ну, ей же хуже», — решила я.
К половине четвертого я была полностью экипирована к предстоящему «деловому уик-энду». Сумка с дачной амуницией стояла наготове в прихожей. Делать было больше нечего, оставалось только ждать.
Впрочем, почему же это — нечего? Пока еще есть время, попробую-ка я привлечь себе в союзницы саму судьбу. Сейчас вот брошу кости и ткну в них носом свое женское начало…
Так… Так… Ну же, ну!.. Нет!!! Только не это!
Я явственно услышала, как мое женское начало закатилось победным хохотом. Звезды, оказывается, специально для меня засветили ярче и предвещают начало пылкой страсти.
Я решительно встала, подошла к бару, рывком открыла дверцу, налила огромную рюмку коньяку и хлопнула ее одним махом. Раз уж все равно судьба стучится в двери — двум смертям не бывать, а одной не миновать!
Судьба постучалась одновременно с четвертым ударом моих настенных часов. Вернее, она просто позвонила в прихожей, но на два этих звука наложился еще стук моего сердца, так что у меня создалось впечатление адского грохота. На нетвердых ногах (коньячок уже начал действовать) я продефилировала к входной двери.
Я распахнула ее во всю ширь… и подумала: если звезды выбрали для моей пылкой страсти такой объект — то лучше уж им было бы вообще не зажигаться.
За порогом, покачиваясь гораздо явственнее, чем я, стояло нечто невообразимое в драной майке, которая когда-то была голубой, и черном спортивном трико. Оба предмета одежды выглядели так, будто в течение нескольких лет исправно служили пижамой бомжу, ночующему в мусорных баках. Рост и телосложение посетителя — а он был, несомненно, мужского пола — в народе получили название «метр с кепкой». Кстати, кепка тоже присутствовала: нахлобученная до самых глаз, она была такого почтенного возраста, что наиболее сохранившимся ее фрагментом можно было считать обломок пластмассового козырька. Из-под кепки выбивались кудри неопределенного колера, бордовый нос типа «рубильник» и еще некоторая площадь, относящаяся, очевидно, к лицу и сплошь поросшая рыжеватой щетиной.
Чтобы сразу расположить меня к себе, посланец судьбы широко улыбнулся.
— Зд…асть, х…зяйка! — Меня чуть не сбил с ног причудливый букет ароматов, в котором — могу поклясться! — не было только моего пятизвездочного армянского коньяка. — К…упите клубничку! Недорого отдам, за п…терочку.
В руке у него действительно было грязное лукошко с какой-то красноватой кашицей, которая вполне могла иметь клубничное происхождение.
Видимо, на моем лице отразилась некая сложная гамма обуревавших меня чувств, и пьянчужка истолковал ее по-своему — как сомнение в выгодности предлагаемой сделки:
— Не сумлевайсь, х…зяйка: хорошая клуб…ника!
Для убедительности он протянул мне лукошко, из которого уже капали на пол капли ягодной крови.
— Дешево отдаю, всего п…терка, ну! Тут целых полтора кило, это ж даром, х…зяйка! Варенье сваришь детям. А?
— Да не нужна мне твоя клубника! — Я наконец обрела дар речи. — И детей у меня нет. Иди себе с Богом!
Я попыталась закрыть дверь, но он с неожиданной резвостью просунул в щель свое лукошко, а следом за лукошком показались плечо и голова. Остальное осталось за порогом, так как давление на дверь я не ослабила.
— Э, э, хозяйка! Зачем ты так, ну? Отличный товар! Давай п…терку и забирай… Ну хоть за трешку, слышь?
Его можно было понять: он пытался ухватить за хвост свою последнюю ускользающую надежду. В другой момент я без слов дала бы страждущему требуемую смехотворную сумму. Но сейчас я была слишком раздосадована на фортуну за подлый обман! Так что нахальство нежданного коммивояжера только подлило масла в огонь:
— Слушай, ты, сказано — вали отсюда!
Я решительно уперлась свободной рукой ему в плечо, он кряхтел, но не сдавался…
Ситуация явно принимала трагикомический характер. В принципе мне ничего не стоило бы спустить его с лестницы. Но останавливало одно соображение: в этом случае его клубника почти гарантированно размазалась бы не только по моей прихожей, но и по моему «отпадному» дачному прикиду. А это было бы уж совсем некстати…
— Что здесь происходит?
Голос за дверью раздался совершенно неожиданно: видимо, из-за нашей возни я не услышала, как подъехал лифт. От этого голоса сердце мое подпрыгнуло до самого горла — и безнадежно оборвалось куда-то вниз…