И так мне было жаль этого мальчика, да и моего сына, и ее родителей, что я на нее и в гробу смотреть не хотела. И столько дней я засыпала и пробуждалась, а она передо мной. И до сего дня я не знаю, почему она это сделала. Ведь со всеми делами, всеми трудностями можно было справиться, было бы желание. Вдобавок и сын Иван считает меня во всем виноватой, он говорит, я принуждала его жениться на ней. А разве я принуждала? Конечно, нет! Сам за ней ходил, окликал ее, когда она девушкой еще проходила мимо нас, и всегда шел ее немного проводить. Я и подумала, что он ее любит. Ведь не желала я ему зла, наоборот. Кого бы он нашел здесь лучше? Девушка была хорошая, рослая. Бедра широкие, крепкие, всякая работа горела у нее в руках. Румяная и крепкая была, как грибок, и, когда затяжелела, работала до последнего дня. Вечером перед самыми родами она подоила коров и дров наколола. Да она бы до ста лет дожила, и ничего бы ей не стало… Иногда, правда, находило на нее, сама она не ведала, что творила, и потом не могла объяснить, что это было. Да кто без странностей?.. Раз я, например, неожиданно вошла в хлев и вижу: сидит Жофка возле коровы, подойник на голове, молоко течет, а она смотрит куда-то вдаль. Я слегка встряхнула ее — она сразу пришла в себя… Но таких случаев было немного, несколько всего… Я Жофке никогда их не вспоминала, даже не намекнула… Позднее, после родов, мне казалось, что она совсем поправилась… И на́ тебе…
Больше всего мучит меня, что сын на меня рассердился, будто я ему что сделала… Уж я упоминала, что хотела ему только добра, когда предложила жениться на Жофке… Другой такой во всей округе не было, а брать девку из города или откуда еще — это кота в мешке. Напал бы еще на такую, что не умеет ни сварить, ни изжарить, ни шить, ни штопать, ни стирать. Я не говорю уже о другой работе. Тут могут жить только такие люди — мужчины ли, женщины, — которые знают, как обращаться с тяпкой и с топором, с косой и с упряжью. Какая-нибудь фифочка из города тут бы с ума сошла и была бы всем в тягость… Я знаю, сын ездил кое-куда на танцы на мотоцикле, но он никогда не упоминал о серьезных знакомствах на стороне… И никогда мы ему ничего не запрещали, ни в чем не мешали, мы думали: пусть перебесится, пусть поживет… Теперь он еще упрекает меня в том, что я женила его перед призывом… А разве бы Жофка так долго, целых два года, ждала его? Как можно было упустить такую возможность, раз уж она представилась? Да и, сказать правду, Жофка его, шалопая, любила. Никогда косо на него не посмотрела, никогда ему не перечила, никогда не ругалась с ним, даже если он и по два дня домой из города не являлся. И нечего ему теперь жаловаться, что я принудила его к этой женитьбе, потому что, если не хотел, зачем же соглашался, мог бы уезжать, если ему не сиделось… Всегда так: хотите сделать своему ребенку добро, откладываете для него, стараетесь, чтобы ему получше было, а чуть не угодите, он вам сразу же кричит, что вы единственная причина его несчастья… Да что, и мы в свое время были не лучше, что теперь толковать?.. Я и не заикнулась бы, да вот запуталась в сплетнях…
У Жофки были богатые похороны; вся округа собралась посмотреть на такое диво — на самоубийцу Жофку. Но что было удивительно — кроме ее близких, никто слезы не проронил. Люди не любят таких, кто посягает на свою жизнь…
Мальчик, внучонок мой, теперь со мной. Я нянчусь с ним и уже научила его ходить. Он немного пройдет маленькими шажками, а потом усядется или перевернется… И слезы текут у меня, когда посмотрю на эту кроху. И жалко мне, и тяжело. Сын на него даже не глядит, а я и не принуждаю. Может, он сам еще переменится.
Теперь все чаще я вспоминаю места, откуда мы приехали сюда. И снится мне часто родительский дом, поля, скалы. Хотелось бы еще раз увидеть все это, но не знаю, суждено ли. Вырваться отсюда, пусть хоть на три дня, тяжелее, чем помереть. Сын работает в городе, муж выпивает, а с внуком еще рано пускаться в дорогу. Но я все же надеюсь, что соберусь когда-нибудь и с внуком. Боюсь только, назад уже не ворочусь, хотя чего и бояться? Да, еще было: собралась я как-то, взяла мальчишку на спину, перешла реку, хотела дойти до леса и обратно, но что-то меня тянуло все дальше и дальше, до самой железной дороги… И только загремел первый поезд, мальчик так и закатился, чуть дышать не перестал, судорогами весь пошел, головку закинул, точно запомнил чего… Я и вернулась, только с холма посмотрела на поезда, что шли в родную сторонку… Что же поделаешь, стара я стала, вот и потянуло к родным краям…
Г о в о р и т м а т ь Ж о ф к и.