— Скажешь тоже!
— Так сколько же? Говори, — рассердился Петрин. — Говори, не дразни!
Трое счастливцев расхохотались. Потом замолчали.
— Три штуки лежат здесь недалеко, — ответил Палицан, наливаясь гордостью от своих слов. — И не меньше двух отбежали повыше к ручью. Крови кругом, точно свечек на празднике всех святых…
— Не врешь? — не удержался от удивления Петрин.
— Ей-богу, — подтвердил Леник, — а вы?
— Мы? Ну, мы… — ответил Петрин упавшим голосом. — Мы их и вовсе не видели…
— Как же так? — удивился Эминко. — Вы же стреляли.
— Да это так, в белый свет, как в копейку.
Трое счастливцев посмотрели друг на друга, пожимая плечами.
— А теперь за работу, мужики! — стал приказывать Палицан. — Мясо будем есть все вместе!
— Надо собак пустить, пока след горячий…
Горячий ужин благоухал под носом у Ярнача. Мать принесла хлеб и остановилась рядом с сыном.
— Ты, говорят, в луну стрелял, разбойник эдакий, — сказала мать сыну.
— А кто это вам сказал?
— Кто сказал, тот сказал, — ответила мать. — Но ты мне поверь, добром не кончится, если будешь таким своевольным, как отец!
Ярнач отложил ложку, хотя есть еще не кончил. И выбежал в сени. Всей тяжестью он оперся о косяк и всхлипнул.
И первый раз в жизни ему по-настоящему полегчало.
Он вернулся на кухню, сел за стол, взял ложку и стал есть. И когда сделал первый глоток, то снова почувствовал себя счастливым.
Мать подошла к окну, посмотрела на луну и вздрогнула. Она стала торопливо опускать штору.
— Надо закрыть окно, — сказала мать. — А то она сюда смотрит.
Из книги «Трижды улыбающийся любимчик»
ТРЕТЬЯ ОХОТА, ИЛИ ЗНАЕТЕ ЛИ ВЫ МАЛИНЦА?
В сентябре, когда так легко вдыхать прохладный горный воздух и таким близким кажется желание осуществить свои надежды, солнце заходит около шести.
После целого дня работы на картофельном поле и на строительстве нового дома шурин зашел за Марако.
— Ну что, пойдем? — спросил он.
— Куда?
— Как куда? — Шурин развел недоуменно руками. — В лес, конечно, на охоту.
Марако глубоко вдохнул воздух, наслаждаясь запахом розмарина.
— Пойдем, — согласился он. — Вдвоем, что ли?
— И кум придет, — сказал шурин. — Одевайся тепло, спать будем в сторожке или в сенном сарае. Сейчас пять часов, — взглянул он на часы, — в полседьмого я тебя кликну.
Марако сперва напился молока прямо из подойника, потом перерыл весь хлам в дедовском доме. Он нашел и теплые сапоги, и длинные отцовские подштанники, и старый свитер, и подбитую мехом куртку. Он оделся, обулся; в потертый, когда-то синий рюкзак он положил кусок сала, две буханки хлеба, головку чесноку и соду, потому что знал: после вечерних посиделок, если он немножко выпьет, у него может начаться изжога. Он положил еще в рюкзак длинный, остро отточенный нож и электрический фонарик. Потом остановился посреди кухни, подумал: в таком наряде не то, что на охоту, а и прямо в рай можно отправляться. Отец, который до той поры молча наблюдал за ним, вышел. Однако сразу же вернулся улыбаясь.
— Возьми эту палку, — сказал он, подавая палку Марако, — она из грушевого дерева с металлическим заостренным наконечником. Будет тебе обо что опереться. Ну, смотри, не потеряй. Она у меня уже больше двадцати лет. И шапку возьми, чтобы сено в голову не набилось…
Марако взял старую, тяжелую, засаленную шапку, пахнущую коровником, нахлобучил ее на голову и стал рассматривать палку. Это была прекрасная палка, отшлифованная временем, легкая и крепкая. Она прямо сама в руку просилась. А на набалдашнике Марако заметил инициалы: В. Ф.
— Говоришь, она у тебя больше двадцати лет? — спросил он.
— Конечно.
— А что, тебе ее кто-нибудь подарил?
— Ну, зачем же? — спросил отец.
— А вот тут, — показал Марако, — буквы В. Ф. Ведь это не твои инициалы.
Отец засмеялся.
— Твоя правда, — сказал он. — Это не моя палка, хотя она у меня и давно… Когда я еще работал на железной дороге, я нашел ее на станции… Она там валялась полдня, наверное, ее кто-нибудь забыл… — Он еще хотел что-то добавить, но тут уже появились в дверях шурин с кумом. Во дворе, у них за спиной, подвывали в унисон их собаки, словацкие гончие.
— Ну, готов? — спросил шурин и, когда оглядел как следует Марако, не удержался от усмешки.
— Ну да, — сказал Марако.
Еще раньше, чем выйти, и он оглядел этих двоих. Охотничий костюм на них сидел неуклюже, на шее висели патронташи и полевые бинокли.