Впрочем, для того, чтобы по-настоящему злиться на эту женщину, Дюрандаль слишком сильно ей сочувствовал. Сочувствие — холодная эмоция, слезливая, сострадательная, в ней нет ничего общего с красным цветом.
Антарес улыбалась, довольная эффектом.
— Не буду лгать. Мне нужна твоя сила.
Дюрандаль закатил глаза.
— Когда ты прибудешь в столицу, в Дивин, тебя не будет ждать ничего хорошего, — её голос звучал спокойно и уверенно. — Фактически, ты будешь в ловушке, ведь там ждут Центаури, которые тебя ненавидят и боятся.
Она приблизилась, вглядываясь в его глаза.
— Аваритиа и Тиамат.
Дюрандаль в ответ вновь скрипнул зубами.
— Я знаю этих двоих достаточно хорошо, — продолжила Антарес. — И обоих трудно напугать. С Аваритией всё ясно, он боится, что ты вызовешь непредвиденные траты. Но Тиамат... он одолел короля вампиров. Если он чего-то боится, то это должно быть, как минимум, стихийное бедствие. Ну а меня, — её губы вновь растянулись в пленительной улыбке, — всегда тянуло на всё самое опасное.
Дюрандаль сжал губы в линию. Он смотрел на эту женщину — такую лукавую, такую непокорную, смелую — и не мог отделаться от воспоминания о тех чувствах, что она носила в сердце. Как можно испытывать такую боль и ничем этого не выдавать?
— А если я пошлю вас в жопу с вашим саркофагом? — огрызнулся Дюрандаль.
— Тогда к тебе нагрянет Дивена. И я неоднократно видела, как мастерски она превращает живых существ в камень.
Дюрандаль прикусил изнутри губу. Он знал, откуда у королевы демонов эта способность, да и она сама не скрывала, что за ней с детства следует господствие. А в битве с высшим существом маг вряд ли выстоит, каким бы сильным он ни был.
— А что предлагаешь ты?
Антарес хмыкнула, вновь приблизившись. И от запаха её духов, близости и холодка силы сердце мага дрогнуло.
— Твоя покорность в обмен на мой укус.
Дюрандаль хохотнул.
— Стать кормом для вампира? Уволь.
Лицо Антарес стало непроницаемым. Дюрандаль не сразу вспомнил, что таким, как она, не отказывают. Получить укус короля или королевы (или, если речь об ангелах, начала) считалось честью, которую оказывают единицам.
— Нет, — он протяжно выдохнул, на мгновение потупив взгляд. — Ты не так поняла. Если ты заключишь со мной узы крови, это станет для тебя клеймом.
Она хмыкнула.
— Как ты думаешь, — в алых глазах Антарес вспыхнули искры, — волнует ли это меня?
Ну конечно. Такие мелочи волновали бы любого вампира чуть ниже статусом. Антарес же была королевой, она диктовала правила, а мир подчинялся её воле, прогибался под её тяжёлым характером.
И ей, такой могущественной, жестокой и всесильной, нужен Дюрандаль?
Он нахмурился, сжав губы в линию. Воспоминания о её боли вернулись с давящей, клонящей к земле тяжестью.
Вздохнув, он закрыл глаза и откинул капюшон с головы.
— Ты и правда настойчива, — процедил он. — Но, прежде чем предлагать мне узы крови, оцени масштаб бедствия.
Он сощурился. Теперь тень не скрывала его лица, не прятала резких, выразительных черт. Дюрандаль знал, что видела перед собой Антарес. Бледное лицо, едва заметные круги под глазами, низкие хмурые брови, жёсткая линия рта, высокие скулы, волевой подбородок. Его длинные чёрные волосы были убраны в низкий хвост на затылке — при работе с огнём опасно носить растрёпанную шевелюру. Он был бы привлекателен, если бы не одно но.
Ожоги. Яркие, уродливые, бросающиеся в глаза ожоги.
Грубо говоря, правая половина лица Дюрандаля была произведением искусства, а вот левая казалась величайшей в мире трагедией. Он нахмурился, ожидая увидеть жалость во взгляде вампирши.
Но она в ответ только улыбнулась. Торжествующе, победоносно, даже почти одержимо.
— Потрясающе.
Она протянула руку, но не коснулась ожогов. Её пальцы провели по воздуху в дюйме от его лица, обдали кожу мага холодком.
— Только по-настоящему могущественный маг сможет причинить себе боль своими силами.
Дюрандаль не нашёлся с ответом. Впервые его не посчитали монстром, не назвали сумасшедшим, не решили, что сила взяла над ним верх. Антарес восхищалась, любовалась его уродством, его позором.
Потому что была таким же чудовищем, как и сам Дюрандаль.
— Тебе следует меня бояться.
— С чего бы?
— Мой огонь не щадит вампиров.
Она игриво улыбнулась.
— Ты не причинишь мне вред.
И это, мать её, было чистейшей правдой.