Он приснился мне, этот рыжий костер.
Там, в ангаре я сначала узнал Мишку. Рядом с сыном лежало то, что осталось от Светланы и Лизоньки. А тело Зои я нашел в другом месте.
Я долго не мог найти ее. Я смотрел по сторонам, ища взглядом свое
"золото", ведь в свои пятьдесят лет Зоя почти не поседела. Седых волос было мало, они были не заметны, и Зое еще не пришлось подкрашивать их хной. "Надо начинать краситься, - говорила она мне.
- Скоро потихоньку стану превращаться в старуху". "Да брось ты! - смеясь, отмахивался я. - Какая из тебя старуха? Ты у меня самая молодая и самая красивая. Не дают покоя седые волоски? Давай я их по одному повыдергиваю. Их у тебя - по пальцам пересчитать можно". "Да!
- смеется она в ответ, соглашаясь. - Мы с тобой очень медленно старимся. Как думаешь - может, мы будем жить вечно?"…
Сначала я узнал Зоинькину одежду, долго всматривался в мертвые и ставшие вдруг какими-то незнакомыми и чужими черты лица, а когда понял, наконец, что это именно она, Зоя лежит передо мной, обомлел -
Зоины волосы были совершенно белыми. Как у Машеньки, Ванечкиной жены…
Я ненавижу свой сон, но еще больше я ненавижу эти минуты после сна. В эти минуты я лежу совершенно обессиленный, опустошенный и думаю об отцовской бритве. Снова резануть по запястьям и…
Я пересиливаю себя, сжимаю зубы, встаю и начинаю что-то делать.
Все равно что, лишь бы не думать о сне.
Когда мне бывает совсем невмоготу, я сажусь в винограднике, если я на даче, и пытаюсь выбросить из головы все мысли. Смотрю на лозы и грозди, любуюсь. Иногда это получается - не думать, а просто смотреть и любоваться. Накатывается истома. Я либо снова засыпаю в кресле, провалившись в беспамятство, как в пропасть, и тогда уже не вижу сон, либо через какое-то время просто успокаиваюсь и постепенно вхожу в обычное для себя состояние равновесия. Равновесие для меня - это, когда я мысленно общаюсь со своими родными как с живыми. Словно мы на расстоянии, но обмениваемся мыслями, как телепаты. Я даже почти верю в то, что наша разлука временна, как моя командировка, которая рано или поздно закончится, и мы снова встретимся. Этот обман - спасение от безумия или от повторения попытки уйти из жизни.
Виноградник - мой зеленый психоаналитик.
*14.*
Ссора с Василием что-то разбудила во мне. Злость, может, даже ненависть. Я думал, в моей душе нет места ненависти к кому-либо, кроме меня самого и к жизни вообще, к самой сути бытия. Оказалось, что есть.
Я сидел на кресле и курил. В моем винограднике всегда царит полутень. Не полная тень, а именно - полутень. Надо, чтобы солнечный свет проникал сквозь шатер из листьев, падал на грозди и на те листочки, которые внутри. Для этого виноград прореживают. Без солнца виноград не живет, солнце ему необходимо. Потому и лоза растет так быстро, метров до десяти за лето - к солнцу тянется.
Времени было около полудня. Солнце стояло высоко, но по-осеннему светило косо. Лучи били во фронт и пробивались сквозь прореженною мною листву. Белый цвет боролся с зеленым; побеждал все-таки зеленый. Крупные черные и светлые, ставшие янтарными грозди винограда висели в просветах беседки. Там, где лучи впивались в них, каждая ягодка горела как маленький фонарик, а вся гроздь казалась нереально красивой елочной игрушкой из детства.
Такое зрелище успокаивает. Но я долго не мог успокоиться.
"Вот же гад! - думал я о Васе. - В детей из ружья стрелять! Это ж кем надо быть? И правильно я его сволочью назвал. Конечно, у многих из нас за последние полтора десятка лет мозги в голове повернулись и как попало легли, а кое у кого и вытекли совсем, но не стрелять же в детей! Какими бы волчатами они не были!".
Я ни разу, наверное, за всю свою шестидесятилетнюю жизнь не был так зол, как сейчас. И уж точно я никогда раньше не испытывал ноющей боли в левой половине груди. Словно это именно я получил в бок заряд соли из Васиной берданки. Неужто, сердечко дало-таки сбой?
- Эй, сосед! - услышал я Васин зов. - Подойди к забору, мириться будем…
С соседями надо жить дружно, вспомнил я Анины слова. Но мириться с Васей сейчас у меня не было никакого желания.
- Да пошел ты…, - тихо, чтобы не усугублять конфликт, буркнул я и, подхватив сумку, пошел в дом разбирать продукты.
Набив холодильник снедью, я переоделся в дачное, вскипятил чаю, не спеша, почаевничал с бутербродами и пошел в огород, посмотреть - что там у меня наросло. За неделю, что меня не было на даче, много чего здесь наросло, в особенности сорняков.
Вася словно ждал меня.
- Ну, что, Серега, будем мириться?
Я пожал плечами, этот жест можно было истолковать и как согласие и как полное безразличие с моей стороны, что мне все равно - будем ли мы с Васей врагами на всю оставшуюся жизнь или останемся, как он совершенно ошибочно полагал, друзьями не разлей вода. Вася посчитал, что я согласен.
- Стало быть, мир! - радостно сказал он, протягивая мне поверх штакетин грязную клешню и подмигивая живым глазом.
В принципе я и не был против мира, хоть и худого, но который все-таки лучше доброй войны. Тем более, снова вспомнил Анютины слова о дружном сосуществовании с соседями, подумал: "дружно, не дружно, но и враждовать глупо".
- Да мы с тобой, Василий, и не ссорились по большому счету.
- Ну да, - легко согласился косой Вася. - Подумаешь: ты меня сволочью обозвал, а я тебя интеллигентом! Квиты.
Все правильно - Вася считал слово "интеллигент" оскорбительным.
- И все-таки ты неправ, сосед, - решил переубедить меня Василий.
- Грабителей наказывать надо. Дети они там, не дети, одно слово - грабители. Я с утра до ночи на своем огороде горбатюсь, даже не ем толком. Так, перехвачу малость и снова - воронкой кверху. А им че?
Им насрать. Раскурочили месторождение цветного металла, унесли, продали алюминий с дюралем по дешевке и сосут свои чупа-чупсы.
Тебе-то, Сергуня, хорошо, у тебя на огороде одни деревяшки. Парник и тот деревянный. У тебя тащить нечего. А я даже вилки с ложками в потайное место прячу, как со двора ухожу. Дожились, да? Вилки с ложками от этих сво… - Вася как-то странно, немного испуганно взглянул на меня (правда, этот, как мне сперва показалось испуг, я увидел только в его стеклянном глазу), сплюнул и закончил иначе: -
Свободы им шибко много дали. Хорошо бы эту свободу пообкорнать малость.
- В тюрьму, что ли всех пересажать?
- В колонию для несовершеннолетних преступников. А что?…Был бы у меня зять нормальным ментом, мы бы их всех… - Вася мечтательно поднял полувзгляд в небо.
- А он у тебя что - ненормальный?
- Кто? - Вася вернулся с небес на землю.
- Зять.
- А-а-а, зять… Да какой он, к чертям собачьим, мент? Так - старший помощник младшего писаря. По кадрам он. Да и вообще - тютя-мотютя. Ни рыба ни мясо. Ну, ладно, что мы все о моем зяте, да об этих воришках?…Че скажу. На "Косом мысе" масленков - прорва! Я кажное утро туда бегаю. За масленками. Вилки, ложки попрячу, капканы между грядок поставлю…
- Капканы? - я даже отпрянул.
- Ага, - отмахнулся Вася, - на волка, у меня два капкана имеется… Так вот: масленки. По полной корзине приношу. По две бы корзины носил, да боюсь дом надолго оставлять без присмотра. Там их, масленков этих на "Косом мысу" - хоть литовкой коси. Я уже семь двухлитровых банок накосил. Тьфу, блин - намариновал!…Завтра с утра давай сбегаем? Часиков в восемь, ага? Завтра у нас пятница, народу к вечеру понаедет много. А в субботу с утра - все в лес помчатся, все вытопчут…Эй, ты че?
Я, повернувшись, пошел прочь. О чем можно разговаривать с человеком, который стреляет по детям из ружья как в тире по мишеням и ставит на них капканы? Воевать не буду, но и дружить с такой сволочью не хочу. Не только говорить, а даже слушать противно.