Вторая встреча состоялась не так давно. Теперь, когда я вспоминаю о ней задним числом, она кажется мне сном или сценой из хорошего эротического фильма. Это было празднование дня рождения моего дяди: мне тогда едва исполнилось восемнадцать, и мы не обратили друг на друга ни малейшего внимания.
(Все-таки это странно — наши любимые мужчины существуют задолго до того, как наш взгляд и восприятие меняются до такой степени, что мы впускаем их в свой мир.)
Мне бы хотелось, чтобы он уже тогда знал: маленькая белокурая ученица лицея, сидящая за столом неподалеку от него, однажды обхватит его спину ногами. Мне бы понравилось это нестерпимое напряжение, то, как я шепнула бы ему во время учтивой беседы: «Я буду вашей любовницей». Я бы сделала это перед тем, как удалиться в своей школьной форме, оставив его додумывать, какая у меня грудь под платьем, какое тело, то, которое он будет ласкать два года спустя. Проскользнуть змейкой между столами и стульями, чтобы оставить ему свой аромат, движение воздуха. Я бы хотела все знать уже тогда, просто для того, чтобы спокойно разглядывать его, обращаться к нему, смешить его, представлять себя обнаженной рядом с ним. Я фантазирую, как мы пересекались бы в течение вечера, ни на что не осмеливаясь, затем в каком-нибудь отдаленном уголке дома мы с Месье завели бы разговор о литературе, он — устроившись в кресле кабинета, я — сидя по-турецки на кровати в другом конце. Поскольку дверь оставалась бы открытой, он не допустил бы никаких недомолвок, никаких рискованных намеков, и все же эти несколько тайных минут вдали от остальных гостей отпечатались бы сильным ожогом глубоко внутри.
Месье как раз относится к тем, кто понимает бархатные взгляды молоденьких девушек, когда они еще пребывают в том возрасте, учитывая который не каждый мужчина отважится ответить улыбкой на улыбку. Он из тех, кто ловит первый румянец на щеках, первую истому в глазах и, естественно, отвечает им, поскольку уже угадывает в девочках женщин.
Попробуй объяснить своему дяде, что именно за этим ты явилась в клинику сегодня.
Я набираю номер Месье на мобильном. Мне необязательно видеть его лицо, чтобы понять — он улыбается: «Иду, милая».
Белокурая секретарша смотрит на меня так, словно слышала наш разговор. Мне совершенно не хочется с ней разговаривать, как-то объяснять свое присутствие. Я поворачиваюсь к окну, чтобы проглотить остатки кофе, испытывая те же приступы тревоги, что и во вторник утром. Тишина в маленьком голубом зале настолько тяжелая, что я принимаюсь нервно напевать, рассматривая висящие на стене плакаты о гигиене. Слышатся чьи-то шаги за дверью слева, ведущей в операционный блок. Секретарша рядом буквально ерзает на месте, делая вид, будто разбирает бумаги. Мне хочется, чтобы мое лицо разбилось на пиксели, потому что я могу умереть, если прямо сейчас мне придется объяснять, что я здесь делаю, или, что еще хуже, рассказывать ей свою жизнь, если она вдруг узнает во мне племянницу доктора Кантреля. К счастью, в тот момент, когда она уже собирается открыть рот, таинственная дверь приоткрывается и появляется Месье, огромный в своей одежде хирурга, с голубой шапочкой на голове. Я чувствую: он сдерживается, чтобы не обнять меня, но мои щеки, разумеется, вспыхивают, глаза блестят, я ощущаю, что буквально вся сияю. Месье улыбается, его взгляд словно гладит меня по волосам, хотя руки целомудренно остаются в карманах.
Архитектура клиники такова, что мы остаемся совершенно невидимыми, пока идем несколько метров по узким коридорам, и тут же, в этом царстве произвола, Месье набрасывается на меня, внезапно приникнув губами к моим, врываясь в мой рот языком, и я чувствую себя на грани обморока, настолько теряюсь во времени и пространстве. Я почти терплю этот поспешный поцелуй, который говорит: «Я не сдержусь, если ты будешь здесь, среди всех этих людей, а я не смогу тебя поцеловать». Кажется, я только что поняла, откуда исходит это отвращение, искусно смешанное с магнетическим притяжением, делающим Месье человеком, наделенным парадоксальными чувствами: все завораживает меня в этом блистательном и чувственном мужчине. Мне показалось, я была вполне легкой добычей, так что Месье, возможно, не такой уж великий охотник, даже если неплохо держится и старается не походить на стариков, позволяющих разбивать себе сердца едва окончившим лицей малолеткам. Временами я ощущаю такую лихорадочность в этом желании взрослого мужчины, что даже не знаю, радоваться этому или пожалеть его. Оказывается, я обладаю властью, которую могла бы очень умело использовать, но для меня это слишком трудно.