— Погоди… то есть ты сейчас говоришь мне, что в один вечер трахалась в попу с двумя мужиками?
Месье кажется ошеломленным, но я не вижу ничего удивительного в том, что, познакомившись с ним, превратилась в развратницу. Игривым тоном я отвечаю:
— Ну да. Так вот, я поехала к Зильберштейну и…
— С двумя мужиками… — вздыхает Месье, но, что скрывается за этим вздохом, понять невозможно.
— И когда я сказала ему, что совсем недавно занималась анальным сексом, знаешь, что он ответил?
— Что же?
— «Меня это возбуждает».
Впервые за несколько недель мы с Месье взрываемся смехом испорченных людей, которых веселит чужая порочность. Сразу же после этого возникает сладостная пауза, во время которой он шепчет:
— У тебя красивый голос, Элли.
В его интонациях звучит почти сожаление. Я тут же хватаюсь за эту возможность, устремив взгляд в странную синеву неба, ненавидя каждое слово, каждый вздох после сказанного:
— Почему ты ушел?
— Элли?..
«Прости, — проносится у меня в голове. — Я вывернула душу наизнанку, но у меня просто нет выбора. Мне необходимо понять». Я стараюсь говорить безразличным тоном, чтобы Месье не мог понять, даже на расстоянии трех сотен километров от меня, что мое сердце вот-вот остановится.
— Пойми, я не предъявляю претензий. Просто хочу понять.
— Что ты хочешь понять, детка?
(Когда Месье произносит «детка», я тут же осознаю, насколько понизился мой статус: как, в результате каких психологических манипуляций, я оказалась на том же уровне, что и все остальные, о существовании которых догадываюсь? Как мужчины переходят от чудесных слов «моя любовь» к пошлому «детка»?)
— Я хочу понять, почему ты в один прекрасный день перестал мне звонить, отвечать на мои сообщения, так или иначе общаться со мной. Мне непонятно, почему тебе было проще поступить так, чем честно признаться мне, что тебе все надоело.
— Но это вовсе не так. Я…
— Подожди. Пожалуйста, дай мне закончить. Я достаточно знаю тебя, чтобы утверждать: скорее всего, тебе все надоело. Иначе бы ты не остановился.
— Элли…
— Ты такой же, как я. Пока нам хорошо, мы продолжаем.
— Ты прекрасно знаешь, что все не так просто. Я по-прежнему хочу тебя, дело вовсе не в этом.
— Так в чем же тогда?
— Я почувствовал, что мы входим в штопор. Это стало опасно.
В дерьмо мы входим, вот куда. Сейчас у меня есть выбор — поверить ему или остаться при своем глубоком убеждении: Месье врет самым наглым образом. Мой череп раскалывается надвое, не понимаю, как справиться с этой болью. Я останусь такой на несколько дней, а он, разумеется, никогда ни о чем не узнает. И мне не очень хочется, чтобы Люси это видела, поскольку сейчас во мне не осталось абсолютно ничего от блистательной Элли, которой я кажусь вдали от этого мужчины. С учетом моих сальных волос, стянутых в хвост, и огромного свитера моего отца, я похожа на дерьмо. Через две секунды разговора я вновь начинаю нервно дергаться и накручивать свои волосы на палец до появления узлов.
— Как я могу быть опасной для тебя? Я? Я никогда не говорила тебе про обязательства и прочие глупости в этом роде.
— Я имею в виду не это. Я говорю о риске, который могу или не могу на себя брать. Ты же знаешь, для меня все непросто.
— По отношению к твоей жене?
— По отношению ко многим вещам. Мы входили в штопор. Ты прекрасно это понимаешь.
Я плохо справляюсь со своим возмущением.
— Если это так, зачем ты мне звонишь?
— Чтобы сказать тебе, что мне очень понравилось твое письмо. Оно настолько в твоем духе.
— Но если ты внимательно его читал, то наверняка помнишь: я закончила его предложением встретиться и заняться сексом.
— Совершенно верно, — говорит Месье, и мне даже не нужно закрывать глаза, чтобы увидеть, как растянулись в улыбке его губы. — Этот абзац мне тоже очень понравился.
— Только этот абзац?
— И идея заняться с тобой сексом. Образ твоей попки.
По крайней мере на несколько минут Элли, которую хочет видеть Люси, имеет шанс немного поблистать.
— И что дальше?
— А что дальше, детка?
— Что мы будем делать дальше, Месье? Будем трахаться или нет?
Он начинает смеяться, вполне искренне, но на какую-то долю секунды я улавливаю в этом звуке, который обожаю, чрезмерное веселье, и оно меня не обманывает: Месье смущен. Его застали врасплох, поскольку он был уверен, что обладает монополией на непристойные предложения, — но это недоразумение говорит о многом. Он ничего не знает о том жалком периоде, переживаемом мною, и о том, что я уже давно перестала говорить намеками. Эта тонкая игра требует участия обоих игроков. Не то чтобы я сделала выбор сознательно, просто это единственный способ эффективно использовать такие редкие моменты, как теперешний.