Дейн не стал спорить. В конце концов, если Мишель решит убить себя настолько экзотическим способом, зачем ему мешать? Во время разговора, случившегося три недели назад, Проксима ясно дал понять, что с ним выгоднее дружить:
– Я понимаю вашу настороженность, – произнёс Проксима, держа пальцами пузатый бокал с очищенной от плазмы кровью. – Но мы с Её Величеством – хорошие друзья. Я предупреждал её об опасности, несмотря на угрозы короля, а она... — он улыбнулся, пожав плечами. – Такая своевольная. Могу я быть откровенным? Видите ли, я всегда хотел быть отцом, а Её Величество никогда не хотела быть чьей-либо дочерью. Ни своего отца-человека, ни своего тёмного патера.
Проксима говорил долго, порой предавался воспоминаниям, рассказывая об Антарес такое, чего Дейн никогда бы не узнал сам. Слишком скрытной была его королева, слишком замкнутой и недоверчивой, и в то же время – слишком страстной и пылкой. По словам Проксимы, Антарес была самым капризным цветком Ангетенара. Всегда требующая внимания, вспыльчивая, любимая и ненавидимая в высшем свете. Антарес любили за свирепый нрав и жестокость. Прежние жёны Ангетенара были до того слабовольными и изнеженными, что не внушали уважения даже слугам. Проксима застал двух королев до того, как трон заняла Антарес: Миру и Шедар. Обе были одержимы Ангетенаром, обе сталкивали с ужасным отношением к себе, как со стороны короля, так и со стороны слуг. В обществе вампиров королева долгое время считалась бесполезным украшением короля.
— Зачем вы мне всё это рассказываете? — вздохнул Дейн. — Я простой слуга.
– Простой слуга с любопытным будущим, – Проксима улыбнулся. В полумраке комнаты его тёмно-синие глаза горели, точно звёзды. — Я не могу предсказать ваших действий. Вы носите серебро? Предусмотрительно, но вредно для инфицированного.
— Как же вы тогда видите моё будущее, если не можете этого сделать?
— Вы не единственный человек в этом замке, и ваша персона мелькает в будущем его обитателей. Грубо говоря, я вижу вас глазами трёх ваших друзей.
Дейн стиснул зубы, вспомнив эту фразу. Проксима ясно дал понять, что, чтобы обойти его дар предвидения, нужно либо нацепить серебро на каждого в замке, либо действовать в одиночку, незаметно для других. Либо убить самого Проксиму. И тогда, Дейн подозревал, те истребители вампиров, что засели во Флориде и расцвели под властью Проксимы, придут мстить.
— Давайте вместе придём к лучшему варианту будущего, – улыбался Проксима.
Дейн не знал, какое будущее Проксима считал лучшим, а он сам, как хороший провидец, не спешил пророчествовать. Дейн ушёл ни с чем, морщась от тупой боли во всём теле, и от серебра в клейме, которое рядом с Проксимой жгло, словно раскалённая лава. Но, как ни странно, именно после этого разговора в Дейне проснулась воля. Клеймо, осознание собственной уязвимости и слабости перед могущественными монстрами сказались на нём, превратив в запуганного, ведомого и покорного маленького человечка. Он стал слабее вечно хныкающей Сенекс и её покорного братца, и единственное, чем он занимался последнее время — это был балластом для королевы.
— Какой металл вредит демонам? – обратился Дейн к Лэи, который поспешил проводить его до покоев.
— Платина, сэр. Чистейший, белый металл, выжигающий всякий грех.
Лэи без слов понял его просьбу, и когда Дейн проснулся в гостевых покоях, на туалетном столике лежали таблетки обезболивающего и тонкая платиновая цепочка. Дейн надел её и спрятал под гри-гри. И, когда запретный для демонов металл коснулся кожи, Дейн ощутил странное, всепроникающее спокойствие. Как будто бы исчезло что-то неприятное и давящее, на что Дейн привык не обращать внимания, но ощутил лёгкость, когда оно ушло. Никакой гордыни Дивены, никакой жадности Аваритии, никакого внушения от вампиров. Теперь и только теперь Дейн был свободен.
Он ждал, что та пустота, которую вселяла в него ревность, снова поглотит разум, но этого не произошло. Пустота была слишком слаба перед злобой, которую Дейн испытывал к самому себе. Он устал. Устал от боли, от собственного бессилия, от своей ничтожности, устал без своих мёртвых слуг, устал жить без цели. Дейн закрыл глаза, стоя перед зеркалом, и мысленным взором увидел в отражении ржавый меч. Оружие, каким бы опасным и надёжным оно ни было, ломается и ржавеет без должного ухода, без использования, без цели. Дейн стиснул зубы, сжал кулак и врезал им по зеркалу. Отражение исказилось паутиной неровных трещин. Дейн отпрянул, осмотрел руку, но крови или впившихся в кожу осколков не обнаружил.