– Если с ней что-либо случится, — произнёс Мишель. – Оболью тебя водой и вышвырну за стены замка.
— Непременно, – Дейн улыбнулся.
К счастью, Сенекс убедить рискнуть жизнью было куда проще. Слишком добрая, слишком наивная и слишком недальновидная, она чувствовала вину перед Дейном за клеймо и искала случая её искупить. Дейн едва не умер из-за её слабости и страхов, и потому, чтобы заслужить его прощение, Сенекс готова была рискнуть собой.
Но для Дейна подобной отваги было слишком мало. Сенекс не чувствовала себя беспомощной, не лишалась дара и не испытывала постоянную ноющую боль во всём теле. Если Сет её отравит – смерть будет мгновенной и безболезненной, если вновь решит взять её силой... это будет отвратительно. И всё же, цель оправдывала средства. К тому же, Дейну не было никакого дела до Сенекс, до её старшего брата и вообще до любого существующего в мире человека. За всё время их знакомства Дейн слишком увлёкся игрой в дружбу со свитой Антарес и забыл, кто по-настоящему для него важен.
Сенекс вернулась раньше, чем Мишель окончательно потерял терпение. Она была спокойна и очевидно довольна собой, и, как только она открыла дверь, в комнату ворвался терпкий аромат жасмина. В пальцах она сжимала серебристые ампулы морфина и пачку шприцов.
Мишель, вновь поддавшись неконтролируемой способности Сенекс, заулыбался и расслабился. Волноваться и ругаться с Дейном ему совершенно расхотелось.
— Как ты понял, что у него есть морфин? – спросила Сенекс.
— Сет не просто так увлекается выращиванием цветов, – Дейн поднялся медленно, осторожно, опасаясь новой вспышки боли в теле, взял упаковку со шприцами. – Он аптекарь. Жимолость, которую он так упорно пытался прорастить в Америке – ядовитое растение. Не такое опасное, как яд Сета, но эффект у него неприятный.
– Какой же? – спросил Мишель.
— Обосрёшься, – ответил Дейн, набирая морфин в шприц.
Сенекс внимательно наблюдала за его действиями. В своей дневной жизни Дейн часто ставил уколы, в том числе и в вену, так что проблем с этим возникнуть не должно.
– Но морфин...
– Если бы нам потребовался наркотик по-тяжелее, мы бы нашли его у Сета, – ответил Дейн. – Яды, лекарства, наркотики – не более чем вещества, которые на него не оказывают эффекта, но воздействуют на людей – он едва заметно улыбнулся, вкалывая морфин в протянутую тонкую руку Сенекс. — К тому же, мне показалось, что люди на людоферме деградировали слишком быстро. Им должны были помочь.
Сенекс сжала губы в линию, глядя, как снотворная жидкость проникает в её вены.
– Подействует через полчаса, – продолжил Дейн. — Уснёшь перед стражами.
– Поняла, – ответила она. – Мишель, будь добр, не подходи ко мне слишком близко.
Он покорно кивнул.
Как только Сенекс подошла к интересующей комнате, два стража-вампира окинули её короткими взглядами, но, как обычно, не пошевелились, не произнесли ни слова, не издали ни звука. Дейн надеялся, что за эти три недели, когда король отсутствовал, стража расслабится, но этого не произошло. Дейну было интересно, как обстоят дела с караулом во время полярной ночи. Неужели ангелоиды проспят два с половиной месяца, а вампиры всё это время не сомкнут глаз?
С другой стороны, во время полярной ночи королю не приходится прерываться на сон, а значит ничто не отвлечёт его от исследований. На краю света его не побеспокоят вампирские лорды с их светскими визитами, у него есть запасы еды и ресурсов, до него не доберутся шум и суета больших городов. Рассуждая об этом, Дейн приходил к мысли, что жить на Северном полюсе – не так уж и плохо.
Сенекс прислонилась спиной к стене и медленно сползла по ней на пол. Её глаза были закрыты, дыхание стало медленным и глубоким, лицо – спокойным и безмятежным. Вампиры посмотрели на неё, но не пошевелились, чтобы проверить её состояние. Вместо этого они рухнули, как подкошенные, мгновенно провалившись в глубокий, наркотический сон.
– Пошли, — произнёс Дейн. — В случае чего – накроешь тенью.
– Дейн, – произнёс Мишель, следуя за ним и не глядя на сестру. — Ты конченный ублюдок.
– Рад, что ты заметил, – Дейн опустился на одно колено перед замочной скважиной с двумя шпильками в руке. – А теперь завались.