Лунный свет, такой близкий вампирам и родной для оборотней, вредил ангелам и ангелоидам, обжигал их холодом. Существовала легенда, которая нашла своё отражение и в фольклоре обычных людей: Солнце принадлежало миру живых, а Луна – загробному. И её потустронний, бледный свет не терпел ни благих намерений, ни святости, ни доброты. Влюблённые встречались под Луной, чтобы под её светом предаться греху, оборотни теряли над собой контроль во время полнолуния, ведьмы устраивали шабаши поздней ночью, под светом Луны и звёзд. Ночная мгла заботливо укрывала следы и улики, и только Луна была молчаливым свидетелем творящегося преступления. Ночь пропиталась грехом, пахла крепкими духами, дымом и порохом, и вкус ночи сильно отдавал кровью.
Антарес велела приковать Баала к кресту в подвале, после чего скальпелем подрезала крылья. Белые, лёгкие и крупные перья падали на пол, подобно хлопьям снега. Эта процедура не причинила Баалу физической боли, но судя по той нескрываемой ненависти, с которой он смотрел на бесстрастное лицо Антарес, расставаться с возможностью летать для него было мучительно.
– Ты не услышишь моего крика, — произнёс Баал.
– Всё правильно, — улыбнулась она. – Мужчины стонут и дрожат от наслаждения, даже когда я причиняю им боль. Верно, Дейн?
Лицо парня вспыхнуло от стыда, он вздрогнул от звука своего имени, так небрежно произнесённого королевой. За недолгое время их близкого знакомства Дейн начал привыкать, что он либо мальчик, либо мазохист.
– Моя королева, – он попытался улыбнуться. – Разве на тебя можно реагировать иначе?
– Ты промыла ему мозги, – процедил Баал. – На большее вы, ночные ублюдки, не способны.
– Если ты считаешь, что вызвать страсть можно только промыванием мозгов, – улыбнулась Антарес. – То мне тебя искренне жаль.
– Он не может думать иначе, моя королева, – продолжил Дейн. – Всё-таки, чтобы стать ангелоидом, нужно до двадцати пяти лет оставаться девственником.
Дейн едва заметно улыбнулся, осознав, что прошлой ночью Антарес лишила его возможности служить воинам света.
– Значит, все солнцеходцы довольно терпеливы, – улыбнулась она. – Прости мне мою грубость, я знаю о вашем виде ровно столько, сколько урывками видела в пыточных у короля.
— Ангетенар добровольно принял мир с нами.
— Ну-ну, – произнесла Антарес без каких-либо эмоций. – Быстро же вы, крысы, забываете, сколько раз он уже заключал с вами мир. И сколько раз он позволял вам успокоиться, разрастись, окрепнуть. А знаешь, для чего? Он хотел себе чучело из начала.
— Начало? Двенадцатикрылый? – Баал хмыкнул. – Выдумай байку получше, кровососка. Это красивая легенда...
– Как и падшие? – она не дождалась ответа. — Удивительно, как быстро вы деградируете. Когда-то твои предшественники сами становились падшими, чтобы оберегать от ночных охотников ангелоидов и поселения людей. Не правда ли забавно, что именно падших религия смешала с грязью?
– Ты, – Баал сжал зубы. – Оправдываешься предо мной, сука?
Антарес улыбнулась и острым скальпелем насквозь пробила сжатую в кулак ладонь Баала, вонзила лезвие в деревянный крест. Баал сжал зубы, давя крик глубоко в горле. Кровь брызнула из разорванных артерий, оросила багровым дождём светлые волосы ангела, его лицо, крылья. Его прошиб пот, однако с болью он справился.
– Моя королева, – выдохнул Дейн. Ему казалось, будто его голос не принадлежал ему, звучал откуда-то издалека. – Я лишу его языка.
— Ты можешь бить только исподтишка, – огрызнулся Баал, дёрнув раненной рукой, пытаясь избавиться от скальпеля. – И прятаться... за её юбкой.
Антарес улыбнулась, выжидающе глядя на Дейна. Взгляд Баала вновь подёрнулся поволокой одержимости, он покорно раскрыл рот и вывалил язык. Бледно-розовый, гладкий и скользкий. Лишь от одного взгляда на него Дейн ощутил отвращение. Не из-за того, что предстояло сделать, но из-за того, что его любимую женщину посмело оскорбить прикованное к кресту отребье.