– Ты покоришься. Как и все королевы до тебя.
– На это я могу ответить лишь одно, мой король: чем больше вы хотите знать, тем ниже будут ваши поцелуи. И я буду отвечать ровно столько, сколько ваши губы будут заняты моим телом.
Ангетенар не ответил, но изучающим взглядом скользнул по телу Антарес.
— Я расскажу о тигре, – она опустила перо в чернильницу и отложила письмо. – В то время как вы займёте свой рот моей грудью.
Ангетенар улыбнулся уголком губ, и от этого Дейн проснулся.
В мыслях была та самая знакомая и такая чуждая пустота; пульс отдавался грохотом в ушах; заледеневшие руки дрожали, изо всех сил сжимая шёлковую простынь. Ему потребовалось время, чтобы прийти в себя и осознать, где он сейчас находился. В комнате было темно и ненормально тихо, кровать была до того удобной и мягкой, что от этого блаженства начинало вновь клонить в сон. Королева, нагая и беспомощная, лежала рядом, едва прикрывшись одеялом. Дейн протянул руку, коснулся пальцами её холодного, безмятежного лица, и, казалось, ощутил толику покоя. Он улыбнулся от мысли, что Антарес была рядом с ним, с её покорным рабом, что позволила спать в своей кровати, что перед сном так долго "пользовалась" им, что Дейн не мог даже шевельнуться. Антарес была жадной до половых утех, и неопытному Дейну это не просто нравилось. Он был без ума от восторга.
Он приблизился к Антарес, стиснул её в объятиях, носом зарывшись в чёрные волосы. Она рядом, она приняла его, была с ним, дарила ему свою садистскую любовь. И разве это важно, с кем она была ещё до того момента, как родились деды Дейна?
Дейн закрыл глаза, вдыхая аромат крепких духов, наслаждаясь холодом кожи и мягкостью волос. Они убьют Ангетенара. Непременно. И, если понадобится, Дейн убьёт себя, чтобы возродиться более могущественным и более полезным зомби.
– Тебя всегда тянет на самоубийство после ночного кошмара? – голос Антарес звучал сонно, глухо.
Он не ответил, зажмурившись, ощутив не просто покалывание в затылке, а тупую, ноющую боль. Антарес вскинула бровь, вглядываясь в его лицо, не переставая прощупывать беспорядочные, несвязные мысли.
– Всё-таки приложился затылком об изголовье. Почему не сказал?
— Это ерунда, – он потёр затылок, стараясь думать о чём-то отвлечённом. – К тому же... ты с такой силой меня толкнула, что мне было не до этого.
Антарес отстранилась и поднялась с кровати.
— Сегодня слуга будет кормить моего маленького падшего. Напоишь свой гри-гри его кровью.
– Моя королева, – он улыбнулся, опустившись на подушки. — Ты так очаровательна в своей заботе.
– В чём ещё я очаровательна?
– Ни в чём. В остальном ты соблазнительна.
Антарес хмыкнула — ответ ей, определённо, понравился.
Раньше Дейну не приходилось видеть замученных пытками ангелов или ангелоидов. Конечно, он читал об этом в древних текстах, видел изображения, даже несколько картин, но своими глазами – никогда. Да и о самих солнцеходцах он знал ровно столько, сколько было позволено узнать простому инфицированному. Он знал, что ангелоидов создают ангелы, знал, что в процессе своей долгой жизни солнцеходцы переживают длительную и болезненную эволюцию. Когда ангелоид достигал двухсотлетия, перед ним вставал непростой выбор: переживать долгий процесс превращения или же сохранить человечность. Когда у ангелоида растут крылья, сначала он чувствует зуд в спине, потом новые кости вырастают, что сопровождается мучительной болью. Крылья могут вырасти под неправильным углом, тонкие кости крыльев могут запросто сломаться и повредиться. Быстрая регенерация способна сохранить новым ангелам жизнь, но порой несчастные существа предпочитали смерть. Ангелоиды могли и сохранить человечность, и тогда им рубили едва начавшие расти крылья, а после прижигали рваные раны, прикладывая к ним тонкие листы золота. Любой выбор считался среди солнцеходцев проявлением мужества, потому как сопровождался он болью, кровопролитием и жертвами.
Чем старше становился ангел, тем выше был его ранг, и каждые двести лет отвратительная трансформация повторялась вновь. У ангелов было по два крыла и две сотни лет за плечами, у херувимов — по четыре крыла и каждому по четыреста лет. Дальше шли серафимы, затем силы, затем престолы. Самыми старыми и самыми могущественными солнцеходцами считались мифические начала. Двенадцатикрылые, которые всегда изображались во главе бессмертного воинства, в которое непременно попадают все солнцеходцы после смерти. Они были легендарным воплощением войны, которых всегда, даже в самую мрачную ночь, сопровождал солнечный свет.