Дейн моргнул, подняв взгляд на полупустой пакет с донорской кровь. Антарес это нужнее. Дейн уже очнулся, он нормально себя чувствовал, несмотря на холод, и ничто ему не грозило. А вот Антарес провела в том гробу много времени, ей действительно нужно восстановить силы.
С этими мыслями он попытался приподняться на кровати и выдернуть из вены катетер. И, как только он опёрся о левую руку, острая боль пронзила его раненную ключицу, и он вскрикнул.
Шум привлёк внимание медсестры.
– Очнулся? – спросила она, не глядя на Дейна, но глядя на пакет с кровью. – Ты всех перепугал, дружок. Знаешь об этом?
Дейн не знал и не хотел этого знать. Медсестра в аккуратном белом халате разозлила его. Она была выше Антарес, её волосы были лишены блеска и похожи на солому, её лицо было каким-то розовым, губы сухими, глаза равнодушными. Как же красива была Антарес по сравнению с ней. Изящная даже в насквозь мокром платье, сильная даже после тесного плена в водяной камере и живая, несмотря на холодную кожу. Вспомнив об Антарес, Дейн только больше разозлился на медсестру. Она не была ею. Не была его мечтой.
– Полиция, медики, зоологи... все встали на уши из-за тебя, – продолжала она. – Ты потерял столько крови. Рана была небольшая, но всё же, у тебя сломана ключица, да и...
– Что? – он нахмурился.
– Дружок, ты видел, кто на тебя напал?
Дейн нахмурился.
– В общем, это был человек, – медсестра пожала плечами. – У тебя обнаружили след зубов на шее и... – она сжала губы. – Засос.
Лицо Дейна стало пунцовым. Он провёл ладонью по своим бинтам, вспоминая тот приятный жар внизу живота, который он ощутил из-за Антарес. Он знал, что такое засосы. Следы от страстных поцелуев. Об этом ему рассказал Джаред.
– Об этом сообщили родителям. В общем, полиция прочёсывает территорию, а сам лагерь закрыт. Так-то.
– Как закрыт?
– А вот так. Дети уже отправились домой. Допросили дежуривших вожатых, да твоих соседей по комнате... А сам-то ты видел нападавшего?
– Нет.
Медсестра кивнула. Поверила, хотя ложь Дейна не была достаточно убедительной. Если лжец хочет, чтоб ему поверили, он должен добавлять как можно больше деталей в свою речь. Тогда слушатель сбивается с толку. Закусив губу, Дейн обдумывал, как опишет полиции свою вечернюю прогулку, и как вытаращит глаза, утверждая, будто бы не помнит момента нападения. Лгать придётся, и придётся делать это в стократ искуснее, чем при родителях. И, если Дейн будет в этом недостаточно хорош, он подставит Антарес, а допустить этого он не мог.
Она только выбралась из длительного заточения. Нельзя запирать её в клетке только потому, что ей хотелось есть, и она напала на своего спасителя. Дейн бы тоже напал на медсестру, если бы его продержали в палате неделю без еды. Он бы даже напал на того, кто освободил бы его.
Он закрыл глаза, откинувшись на подушки. Он надеялся притвориться спящим, чтобы избавиться от общества медсестры, но она не уходила из палаты так долго, что Дейн, усталый и обессиленный, на самом деле заснул. И в этот раз во сне он видел сияющие, точно огоньки свечей, глаза.
Когда пришли родители, Дейн пожалел, что проснулся. Отец ворчал, мама плакала, Джаред был хмур и бледен. Дейн ждал, когда появятся полицейские, но, видимо, его не собирались допрашивать. Вот и хорошо. Дейн всё равно ничего бы им не рассказал. Он так решил. Никто не узнает о его встрече с королевой вампиров, никто не вторгнется в их тайну, и никто не отнимет её у него.
Родители вышли из палаты первыми, оставив Дейна в дурном настроении. Впрочем, так было всегда. Дейн привык, что все его маленькие радости вечно разбивались о непробиваемую родительскую строгость. Неужели так сложно было порадоваться горстке земляники, которую он однажды принёс для них? Или сломанному осиному улью под крышей дома? Или тому, как Дейн с палкой гнал забредшую на участок серую собаку? Никогда они не радовались его успехам, и потому Дейн, чтобы хоть как-то насолить им, перестал стараться.
– Дейн, – негромко произнёс Джаред, сидя у койки младшего брата. – Тебя укусил вампир?