Восемнадцатая ночь
— Что-то случилось, Ваше Высочество? Вы очень бледны.
– А разве монашкам не следует прикусывать язык? — ответила Антарес.
— Прошу прощения, — женщина бросилась на колени и лбом коснулась пола.
– Встань и приведи меня к настоятельнице Гефьён.
Перед глазами Антарес всё плыло. Она следовала за монахиней в своём неудобном длинном платье из красного бархата с открытыми плечами. Укус на шее горел огнём, покраснел, и его пришлось скрыть безвкусным рубиновым колье. Прошлой ночью Ангетенар решил раньше времени вступить в свои супружеские права и взял Антарес прямо верхом на коне, распалив её своими речами, прикосновениями, поцелуями. К укусу она была не готова. Впрочем, в тот момент она его и не почувствовала. Дыхание Ангетенара жгло кожу, его прикосновения, сначала холодные, а потом обжигающие, сводили с ума, седло упиралось в промежность, и от грубых толчков тело становилось непослушным, тяжёлым, слабым. Слишком многое волновало Антарес в тот момент, чтобы она обратила внимание на укус, и сильнее всего её тревожила мысль — как не вскрикнуть от боли и не свалиться с движущегося коня.
Она шла за монахиней, рукой опираясь на деревянную стену. Ей было плохо, её знобило и перед глазами всё плыло, но чёрта с два она позволит монашке, настоятельнице, да даже своей треклятой семье увидеть свою слабость! Слабыми могут быть только её изнеженные, меланхоличные и пустоголовые сёстры, падающие в обморок от одного вида крови. Антарес обязана быть сильной. В конце концов, разве может позволить себе слабость человек, который совершил убийство, едва появившись на свет? Королева умерла, рожая Антарес, своего шестого и позднего ребёнка. Королева умерла, и король не простил этого младшей дочери.
– Милостивый Боже! – воскликнула Гефьён, подойдя к Антарес, сжав её руки в своих. – Сестра, подогретого вина с мёдом! Живо!
– Да, настоятельница!
– Я в порядке, – Антарес нахмурилась, отдёрнув руки и оправив на них перчатки. — Что вам нужно?
– Ваше Высочество, для начала сядьте, — Гефьён указала ладонью на кресло. – Разве вы куда-то спешите? В своём письме я рекомендовала вам выбрать свободный день для визита в монастырь. Вы прислушались к моему совету?
– Да, – Антарес прошла вглубь помещения и опустилась в кресло, чувствуя, что стоять больше не в силах.
– Как скоро вас ждут в замке?
– Сколько бы ни ждали – подождут ещё.
Гефьён улыбнулась искренней лучистой улыбкой. Но спустя мгновение её лицо вновь приобрело обеспокоенное выражение.
– Простите мне мою дерзость, но вы белее мела, Ваше Высочество.
Антарес пожала плечами.
– Пудра.
— В самом деле, – Гефьён вновь улыбнулась. Она была одета в чёрную сутану, болтавшуюся на тощем теле, и клобук, скрывавший светлые волосы. На груди Гефьён сиял серебром крест, а из рук она никогда не выпускала короткий меч в простых ножнах. — Порой я забываю, что женщинам свойственна женственность.
Антарес не ответила. Лишь окинула долгим взглядом ту комнату, в которой находилась. Простая деревянная мебель, толстые свечи с наплывшим на них воском, иконостас. Здесь было прохладно, да и Антарес знобило по пути в монастырь, но от обилия серебра в этом помещении ей стало дурно. Казалось, будто от металла шёл жар, и стоило его коснуться, как на коже остался бы ожог.
Монахиня принесла вино с мёдом, копчёную рыбу, запечёный картофель с луком, перцем и помидорами.
– Скольких монашек вы лишили ужина, чтобы выслужиться перед одной принцессой?
Монахиня перестала дышать. Гефьён мягким движением выпроводила её из комнаты и заперла дверь на ключ.
– Ваше Высочество, – вздохнула Гефьён, пододвинула стул и села рядом. – У вас серьёзная потеря крови. Ангетенар кусал вас?
Антарес ответила ей взглядом, заставившим Гефьён поёжиться.
– Ваше Высочество, — вздохнула Гефьён. — Вам нужно восстановить силы. Прошу, выпейте вина.