Он натянул поводок. Антарес поднялась против воли, её голова свесилась назад.
– Я думал, кровь Миры сделает тебя покорнее, – Ангетенар коснулся ледяными губами шеи Антарес, совсем рядом с ошейником. – Но ты по-прежнему меня не слушаешься.
– И что? – она попыталась улыбнуться. – Наказываешь меня? Сильнее, дорогой. Что за детские игры?
– Тебе следовало родиться в теле фейри, – он спустился губами к ключице, провёл по ней острыми клыками, осторожно прикусил кожу. – Это объяснило бы и твой характер, и твою красоту.
Он отпустил поводок, и Антарес безвольно повалилась на шёлковую простынь. Ангетенар провёл пальцами по корсету платья, скользнул ими вдоль бедра, натягивая ткань юбки.
– Кетцалькоатль вечно смотрит на тебя голодным взглядом, – он приблизился и коснулся губами груди сквозь ткань лифа. Антарес не сдержала прерывистого вздоха. – Мне стоит волноваться?
– Он слишком... – она попыталась сжать кулаки, но непослушное тело отказывалось ей подчиняться. — Слишком прямолинеен.
– Ты требуешь прямолинейности от своего кота, – Ангетенар едва заметно нахмурился. Альфа вертигров ему до такой степени не нравился, что Антарес казалось, будто у короля началась аллергия.
– Варг принадлежит мне, – она отвела взгляд. Ангетенар смотрел на неё, трогал грудь, а она не могла даже защититься. – И он не ответит на мои вопросы... пока у него не закончатся его разбойничьи шутки.
– И что же ты у него спрашиваешь, дорогая? – он сжал зубами ткань лифа и потянул вниз, клыками оцарапав кожу. Из-за серебра рана не заживала.
– Это... — она улыбнулась. – Секрет.
Взгляд Ангетенара помрачнел, брови едва заметно нахмурились. Антарес считала это проявление эмоций своей маленькой победой — в компании других людей, в высшем свете и даже в непринуждённых беседах король вампиров никогда не терял лица. Всегда спокойный и хладнокровный, как во время массовых убийств, так и во время дневного отдыха, он проявлял при ней, при своей законной супруге, слабость.
– Mein Herz, — Антарес закусила нижнюю губу. – Я всё расскажу, если ты сделаешь то же, чем мы занимались прошлой ночью.
— Неужели так понравилось, meine Liebe? — он едва заметно улыбнулся. – Вчера ты краснела и упиралась.
— Поэтому и хочу ещё, — она поёрзала, пытаясь хоть как-то ослабить действие серебра. — Сегодня ты от меня той же реакции не дождёшься.
– Как ты похотлива, дорогая.
— Мне есть... у кого учиться, дорогой.
Ангетенар улыбнулся, но тут же его выражение лица вновь стало серьёзным и нечитаемым. За дверью раздался грохот, звон разбитой посуды, громкая ругань, шипение и рычание. Это заставило Ангетенара нахмуриться. Он поднялся с кровати, расстегнул серебряный ошейник на горле Антарес. Сжав зубы, она невольно провела ладонью по обожжённой серебром коже. Раны зажили, не успела она до них дотронуться.
— Как на этот раз твой кот разозлил моего советника?
– Ему не нужно прилагать к этому усилий, — Антарес оправила платье. — С таким талантом нужно только родиться.
Грохот и шипение усилились, и Ангетенар поспешил открыть двери своих покоев. Он крепко сжал зубы, однако больше ничем не выдал своих эмоций, глядя на творящееся разрушение. Получеловек-полутигр легко и ловко ускользал от клыков, хвоста и когтей наги, который громил мебель, рвал дорогостоящие картины, гнул стены своей нечеловеческой силой. Ангетенар любил порядок и чистоту во всём, и мог за малейшую пылинку высечь слуг розгами. Его напускное спокойствие было признаком крайней степени гнева.
Антарес ощутила воздействие, от которого ей на мгновение стало тяжелее дышать. Аура Ангетенара, плотная и тяжёлая, как и его древнее сознание, окутала помещение своими терзающими, страстными объятиями. Он скрестил руки и прогремел всего одно короткое слово на древнем, уже давно умершем языке, слово, заставившее Сета остановиться:
– Aabt.
Сет замер, высунув раздвоенный язык, перевёл взгляд на короля и королеву, и медленно, покорно склонив голову, принял человеческий облик. Его плечи покрывала плотная сине-зелёная мантия, достаточно широкая и длинная, чтобы полностью скрыть тело. На руках Сет носил золотые браслеты из сплавленных вместе тонких колец, что больше напоминало не украшение, а кандалы каторжника.