– Ты убивал своих жён раз в столетие. Я всего лишь хотела выжить.
Во взгляде Ангетенара блеснули искры инфернального веселья.
– Лгунья. Ты всегда желала меня так же сильно, как и я тебя, – он рывком притянул Антарес к себе. – Если что и движет тобой, так это не страх.
Антарес не ответила, пристально глядя в алые глаза своего супруга. Как так вышло? Почему король вампиров, этот древний, обаятельный и жестокий монстр, воспылал страстью именно к ней – к девочке, которая вечно бежала от любви? Почему не кровожадные вампирские леди? Почему не её старшие сёстры? Почему она? И почему каждый, кто испытывал к ней влечение, стремился проявить жестокость? Ангетенар, Кетцалькоатль, даже Дейн.
Дейн. Даже если мальчишка-мазохист завладеет мощью Ангетенара, он всё равно не сможет внушать того же сверхъестественного ужаса. Слишком пугливый, слишком податливый, несмотря на свою дерзость и желание. К тому же, одержимый. Ангетенар убил бы её, если бы на кону стояло его королевство. Дейн же уничтожит королевство, лишь бы оставить в живых Антарес.
А значит, он избавит её от всех проблем, даже рискуя собой.
Нет. Нельзя. Проведя две сотни лет в гробу, ощущая на себе нестерпимое воздействие серебра, лёжа наполовину в холодной воде, Антарес поклялась себе до скончания времён никому не открывать своё сердце. Использовать других, убивать, разрушать. Так правильнее. Так проще и безопаснее.
– Meine Liebe, – Ангетенар протянул руку, убрал прядь волос Антарес за ухо. – Твои эмоции по-прежнему проявляются, как бы ты ни пыталась их скрыть.
– Я и не скрываю, – она сжала зубы. – Я тебя ненавижу.
– Разумеется, ненавидишь, — ответил он. – Мне не следовало оставлять без присмотра место твоего заточения.
Антарес не ответила. Если Ангетенар не видит очевидной проблемы в своём поступке, ей до него не достучаться.
– Ты убила всех, кому я поручил ночную стражу, – произнёс он. – А потом собрала солнцеходцев в Лос-Анджелесе и натравила на них армию зомби. Я восхищён, дорогая. Такого унижения выродки Светлейшего Отца не знали со времён Чёрной смерти.
Антарес не отреагировала. Похвала Ангетенара по большей части принадлежала Дейну и не вызывала в ней радости.
– Но Кетцалькоатль не достоин смерти, – продолжал король вампиров. – Он уже поплатился за свою преступную страсть.
– Как? – Антарес не была уверена, что ей интересен ответ на вопрос.
– До того, как встретиться с тобой, я устроил ему аудиенцию в Боготе, – он едва заметно нахмурился, новый порыв ветра растрепал его длинные волосы, свет луны заставил алые глаза сиять. – Услышав обвинение, он попытался меня застрелить. Не вышло.
Он вновь поднёс руку Антарес к губам и поцеловал костяшки пальцев. Как странно. Почему Джаред не рассказал ей о визите короля? Он поклялся служить ей, и обязан это делать даже против своей воли. Быть может, Джаред просто не знал об этом? Нет. Он хорош в телепатии и абсолютный профан в контроле над собственным разумом. Значит, либо от него скрыли прибытие Ангетенара, либо его вовсе не было.
– Взамен я лишил его одного крыла с правой стороны, – голос Ангетенара был лишён эмоций. – Намеренно. Не в порыве боевой горячки.
Воздух заколебался, и в голове Антарес всплыл образ, которому она не была свидетелем. Кетцалькоатль лежал на полу, придавленный между лопаток ботинком Ангетенара. Он задыхался, из его горла вырывались булькающие звуки, на лице белел шрам от хлыста Антарес. Ангетенар не использовал золотого оружия, чтобы оставить десятикрылого престола без сил. Он просто превосходил его по силам.
Ангетенар сжал руками верхнее правое крыло у основания и рванул его, точно сорняк из почвы. Кетцалькоатль не мог вырваться, ногой Ангетенар придавливал его к полу, едва ли не лишая возможности дышать. Антарес не знала, что было отвратительнее – раздавшийся влажный хруст сломанных костей и разорванных сухожилий или безумный, оглушительный вопль. Ангетенар придавил Кетцалькоатля к полу сильнее, не испытывая при этом ни малейших затруднений, практически не обращая внимания ни на удары здоровых крыльев престола, ни на его попытки вывернуться и атаковать, укусить. Ангетенар дождался, когда тело под его стопой обмякнет, когда агрессия и ужас сменятся отчаянием.