Остальной мир, чьё развитие ускорится благодаря объединению, отправится к далёким звёздам, отравлять своим существованием чужую планету. За годы нападений Тёмной Матери люди поймут, что на Земле для них больше нет места. Сколько лет понадобится человечеству, чтобы покинуть планету? Сто? Двести? Или Тёмная Мать истребит их раньше? Неважно. У Дейна в запасе будет всё время вселенной.
Так какой ответ лучше дать Сету? Тот, какой бы он услышал из уст Тёмной Матери. Она так любила людей, что без сопротивления отдала им на растерзание своё сердце.
– Чтобы человек стал сильнее, — ответил он. – Чтобы стал совершенной версией себя. Смертным, но живучим и изобретательным. Люди... прекрасны сами по себе. Без насильственного изменения тела.
Сет не ответил. Лишь стрельнул языком и отвернулся, ничем не выдав своих размышлений. Он прошёл мимо Дейна, мимо демонов и оборотней, прямиком в эконом-класс, где свита Ангетенара разместила его глинянный сосуд. Дивена скосила взгляд на Дейна, от чего по его спине пробежали мурашки.
— Я расскажу об этом разговоре хозяину, – произнёс Минтат.
– А хозяин не познакомил тебя с кастрацией? – Крейг мгновенно принял скучающий и надменный вид, стоило Сету выйти. — О, не ври, что у тебя есть яйца!
— Кот, — прорычал Минтат.
— Кот прав, – произнёс Аваритиа, и его голос звучал мягко, вкрадчиво, с глаза сияли золотистым блеском. — Разве тебе не жаль тех частей тела, которые у тебя могут отнять?
– У меня уже нет, — утробно прорычал Минтат, оттянув повязку на глазу. Под ней скрывалась чернильная пустота глазницы — единственное уробство на прекрасном лице. — Части тела. Ты меня не напугаешь, демон.
– А я и не пытался, – Аваритиа улыбнулся. — Но глаз можно и вставить. Услуга стоит недорого. Всего лишь восемь тысяч долларов. Думаю, верный слуга короля вампиров с лёгкостью добудет эту сумму.
Минтат нахмурился, глядя на него. Дейн не знал, чем была вызвана его злоба – предложением демона или же его способностью.
– Или же тебе это не будет стоить ничего. Разве что, ты промолчишь обо всём, что происходило в самолёте.
– Никогда, – рыкнул Минтат.
– Как жаль, – Аваритиа потёр ладони друг о друга. – Всё-таки, такие раны отталкивают и привлекательных женщин, и здравомыслящих мужчин. Быть волком-одиночкой – далеко не показатель силы или гордости. Это удел неудачника.
Волосы Минтата встали дыбом, он громко зарычал, его руки превратились в мускулистые лапы зверя.
– Ну-ну, пóлно, животное, – Аваритиа улыбнулся, ощущая своё превосходство. – Не кусай руку, которая протягивает тебе восемь тысяч долларов.
Вскоре пассажирам велели переодеться в зимнюю спецодежду. Самолёт после пяти часов полёта готовился к посадке.
Двадцать седьмая ночь
Гренландия была последним местом, которое хотел бы посетить Дейн. Ледяной ветер пробирал до костей, касался кожи, словно наждачная бумага, от холода было больно дышать, тело, скованное серебром, при таких температурах вовсе отказывалось подчиняться. Он помнил зимы в Нью-Йорке, помнил, как во время долгих прогулок по ночам сначала отмораживал себе пальцы, а потом и вовсе дрожал всем телом, не способный согреться. Но по сравнению с севером Гренландии зимний Нью-Йорк показался Дейну приятным летним курортом. Никогда в жизни он не ощущал такого холода, от которого на ресницах нарастал снег и становилось трудно разлепить глаза.
— Нас повезут в собачьей упряжке? – зубы Крейга стучали от холода так сильно, что Дейн с трудом разобрал слова. – Пёсик, запрягайся!
— Южане слишком изнежены, – проворчал Минтат. Его холод, как ни странно, не тревожил, особенно когда тело покрывала густая белая шерсть. — Хозяин прав, что терпеть вас не может.
– Слышь, Дейн, – Крейг перепрыгивал с ноги на ногу, пытаясь согреться, без конца трансформировался то в полутигра, то в человека. – Давай его обреем?
Минтат напрягся и зарычал, но Крейг даже не думал воплощать угрозу в жизнь.
В общей сложности они провели на открытом воздухе не больше пяти минут, показавшихся для Дейна, да и для его компании, вечностью. Дивена куталась в дорогостоящую шубу из натурального меха, и от резкого перепада температуры едва не потеряла сознание. Аваритиа подхватил её, поднял на руки и прижимал к себе, согревая своим теплом, хотя сам трясся от холода. Сенекс и Мишель, незаметные и притихшие, были рядом с Дейном и боялись издать малейший шум. Дейн их видел из-за серебра в крови, но для остальных живых существ они оставались невидимыми, неосязаемыми, даже не источали запаха, чтобы их уловили оборотни. Хуже всего пришлось Сету. От холода его глаза остекленели, тело мгновенно заледенело и заиндевело. И, став свидетелем этой жуткой сцены, Дейн сделал для себя небольшое открытие: наги — хладнокровные.