Глава 6
Мой отец, тетя Валя. Маленькие и смешные. Я закрыла альбом и, утирая слезы, подумала, что вся жизнь поместилась на пятидесяти листах. От Тонечкиного детства до моего… В последние годы после смерти деда и гибели моего отца бабушка фотографировалась редко. А для меня потом сделала отдельный альбом. Я смежила веки, представляя, как через каких-то семьдесят лет наши с Игорем внуки будут вот так же рассматривать наши лица на старых фотках и что-то комментировать. Хотя нет… Нет никаких альбомов о нашей семейной жизни. Все хранится в электронных мозгах смартфонов и компьютеров.
«Не ровен час, пропадет», - тяжело вздохнула я и дала себе слово на следующий день после похорон приехать к бабушке и забрать все книги и документы. Разобрать ее архив и все привезти домой. А свои фотографии распечатать и по примеру Тонечки сделать большую фотокнигу. За своими незамысловатыми думками я не заметила, как заснула. Муж, вернувшись с работы, аккуратно переложил меня на постель и укрыл пледом. А сам ушел ночевать в кабинет, не смея побеспокоить.
Следующий день, когда хоронили бабушку, и два дня после прошли для меня как в тумане. Я двигалась на автомате, кивала соболезнующим и вместе со всеми поминала бабушку в ресторане наших с Игорем друзей. Я видела издалека, как на отпевание в церковь притащилась Крофт, подмечала, как утирают слезы Катя с Людой, и безотрывно смотрела на нарядно одетую женщину, покоящуюся в дубовом гробу. Что и говорить, Игорь постарался. Все организовал по высшему разряду. А мои дорогие друзья- любовники даже на похороны не удосужились явиться. Где носила нелегкая Тимура и Яшку, я не знала. Инна, нервная и напряженная как струна, попрощалась с бабушкой около дома и сразу ушла. Я, как никто другой, понимала ее беспокойство. Тимур и Яшка обладали блестящей способностью попадать во всякие переделки. Как-то раз их пришлось вытаскивать из следственного изолятора Омска. Каким ветром их туда занесло из нашего южного города, я не знала. Но точно помнила, что бабушка звонила какому-то знаменитому художнику, бывшему родом из тех краев, и слезно просила помочь.
«А эти два обормота, - скривилась я, подыскивая слова. Но ничего кроме ругательств в голову не шло. – Бог им судья», - вздохнула я, наблюдая, как один за другим тянутся люди к гробу. Кладут цветы и прощаются с бабушкой.
В родной дом я попала только через пару дней. Снова и снова разглядывала фотографии в альбоме, перечитывала бабушкины любимые стихи, знакомые с детства. Просто думала о ней, кутаясь в плед и как спасительную влагу отпивая из кружки чуть теплый чай с лимоном. Ночами Игорь сжимал меня в объятиях, нежно занимался любовью и даже заговорил о кругосветном путешествии.
- Только ты и я. И океан, - мечтательно заявил совершенно неромантичный Мухин.
Мы снова говорили о детях и обсуждали, где лучше сделать детскую. Планировали, в какую школу отдадим чадо и в какие кружки. Поэтому на третий день после похорон я позвонила в частную клинику, где обслуживались мы с мужем, и записалась на прием к врачу, надеясь сразу же вынуть спираль и сдать анализы. Но моя чудесная врачица оказалась очень востребованной. И записаться мне к ней удалось только на завтра. Вместе с верным Володенькой я поехала в центр города, побродила по магазинам и направилась в родную коммуналку, враз потерявшую для меня всякую привлекательность. К тому же проехать во двор мы не смогли. Ворота перегородила машина с синей надписью «Судмедэкспертиза».
- Встанут где попало, - пробурчала я себе под нос и, предоставив Володеньке возможность самому припарковаться на шумной центральной улице, открыла брелком калитку и вошла во двор. Дом наш, получивший в народе название «подкова», соответствовал своему имени и занимал аж три квартала. Строили его еще до войны по какому-то уникальному проекту. С двух сторон каждого подъезда располагались квартиры с эркерами. И казалось, что у каждого парадного входа имеется свой собственный дворик. Маленький и очень уютный. Кроме парадных существовали еще и черные входы, выходившие прямо на улицу. Но в лихие девяностые особо нахальные люди додумались соорудить там маленькие магазинчики, отгородив часть подъезда кирпичной стеной. Кто-то возмущался, а Тонечка моя лишь рукой махнула.
«Да подумаешь! Никто там не ходит! Пусть люди пользуются!»
Сейчас же почти все лавчонки стояли закрытыми. Только с одного угла продавали канцтовары, а на другом разместился салон красоты. В ларьке нашего подъезда, где когда-то торговали индийскими приправами и ароматическими свечами, уже давно никто не появлялся.