Я едва слышно хмыкнула. Похоже, Каролина примирилась с мыслью о нашем родстве, раз сказала «сёстры», а не «сестра».
— Здесь хранятся два божественных артефакта, за которыми охотятся князь Аминтор и император Флегонт. — Каролина рукой указала на пьедесталы и шагнула к ним ближе.
— Один все это время хранился в Троаде, отданный Катреем на хранение первым из Карионов. Другой я привезла из завоеванного Вормэсса. Не только как трофей:
династии Гедонов я не доверяю, и артефакт покинет этот зал лишь с восшествием на престол Якоба, не раньше. Иронично, но оба эти артефакта относятся к богине любви Илзе.
Я посмотрела на один из пьедесталов, где лежал изящный лук из золота — примечательно, что на нем не было тетивы.
— Что он делает? — спросила я, мотнув головой в сторону артефакта.
— Лук Илзе, — пояснила Каролина, пройдясь ладонью по золоту. — Его стрелы эфемерны, почти невидимы, но всегда попадают в цель. Стрельнешь из этого лука в человека — и тот полюбит тебя самой чистой, самой искренней любовью.
Что-то всплыло в памяти. Кажется, когда мы с Катреем говорили об артефактах, он рассказывал об их свойствах. Но на всякий случай решила не перебивать Каролину — может быть, она расскажет мне об артефактах подробнее.
— А фолиант?
Каролина криво усмехнулась, подошла ко второму пьедесталу и раскрыла фолиант, громко хлопнув им.
— Это Ключ Илзе. Книга, рассказывающая обо всех, кто испытывает истинную любовь/ — Она поманила меня к себе и пальцем указала на страницу. — Смотри, что я недавно тут нашла.
С небольшим опасением я подошла ближе и посмотрела туда, куда указывала Каролина. Там, на потертой странице с золотистой каймой по краям, было написано изящным почерком:
«Князь Катрей Аминтор, правитель Серрата, Старейший вампир из ныне существующих, любит леди Кассандру Ги Агенор (незаконнорождённую дочь лорда Медона Агенора и герцогини Илоны Карион), правительницу Агенории, вожака агенорских оборотней».
— А вот еще что есть, — Каролина перевернула пару страниц, и я прочла все то же самое, только про мои чувства.
В груди потеплело. Возникло желание бросить все прямо сейчас, взять ближайший корабль и отправить к Катрею, чтобы обнять его. И поцеловать. Мне пришлось прикусить губу, чтобы сдержать улыбку.
Ключ Илзе не может врать. Катрей действительно меня любит!
Каролина легко поняла мое состояние и, едва заметно улыбаясь, мягко заметила:
— Мне бы хотелось услышать о том, как моя сестра покорила сердце великого князя вампиров. Расскажешь?
Не знаю, что именно на меня нашло, но я поняла, что хочу доверять Каролине. Она не такая, как Кларисса или Джиал, но она все равно моя сестра. И я рассказала ей все о своих отношениях с Катреем, сгладив, пожалуй, убийство Арнона и умолчав о беременности.
Каролина выслушала с интересом, и то, что она не пыталась осудить, очень вдохновляло.
Мне даже чудилось в её взгляде понимание.
— Безумная история, — признала она, дослушав все до конца.
— Это точно!
Замерев в нерешительности, Каролина все-таки решила что-то для себя и слова перелистнула книгу.
— «Каролина Карион, королева Каринтии и Вормэсса, любит Данте Стерна по прозвищу Кровавый», — прочла вслух я и, вскину бровь, осторожно поинтересовалась: — Надо думать, что я могу найти в книге и о его чувствах?
Каролина с печальной улыбкой закрыла книгу и покачала головой.
— Не найдешь, — сказала она.
— Неужели безответная любовь? — осторожно утонила я и поняла, как ошиблась, едва взглянула в наполненные грустью глаза.
— Данте меня любил больше всего на свете, — вновь покачала головой Каролина и тоскливо посмотрела в окно, откуда был виден краешек залива. — Он любил меня больше жизни… И какое-то время Ключ Илзе рассказывал о его чувствах ко мне. Но в этом особенность Ключа — он показывает истинную любовь тех, кто живет. Строки о чувствах мертвых к кому-либо исчезают из книги.
Каролина замолчала, как будто забыв обо мне. Впервые за все время нашего знакомства мне показалось, что она открылась, показала настоящую себя. Ту слабую беззащитную девчонку с покалеченной судьбой, которая была надежно спрятана за щитами — за образом воительницы, надменной королевы, сильной женщины. Этот момент слабости, показанный мне, сказал гораздо больше, чем все остальные слова и поступки.