— А Иштван?
При упоминании погибшего сына Илона поникла.
— Его божественный дар не успел проявиться, но магия всегда давалась ему очень легко.
— У меня тоже нет определенного проявления магии, — призналась я. — Могу двигать предметы, создавать стандартные заклинания. Да, магия сильна, но и только.
— Все еще может случиться, — заверила она. — Во-первых, твою магию сдерживает волчья сущность. Во-вторых, Каролина и Кларисса так рано пробудили дар из-за сильного стресса. Уверена, после ритуала мощь твоей магии вырастет раза в четыре.
— Я все равно не уверена, что хочу убивать свою волчицу, — усомнилась я, потянувшись к воздушному пирожному.
Илона чуть подалась вперед и посмотрела мне в глаза:
— Как маг ты сможешь стать сильнее, чем даже Каролина, и защитить себя от любой угрозы.
— Я не буду убивать волчицу! Она — единственная, кто всегда был со мной! — отрезала
я. Сладость от пирожного во рту перебилась горечью. Я отставила чашку в сторону, стараясь не сорваться. — Именно она была моей поддержкой, опорой. Волчица всегда верила в меня, всегда любила и никогда не бросала!
Ну вот, непривычная обида прорвалась наружу. Илона вздрогнула, как будто её хлестанули плетью, лицо скривилось от боли. Я прикусила губу, удерживая внутри обвинения. Леди Агенор, возлюбленная князя, вожак агенорских оборотней… ерунда все это, я всего лишь глупая маленькая девочка, которая все еще обижается на своих родителей.
Илона облизала губы и дрожащими руками поднесла ко рту чашку чая.
— В любом случае, этот вопрос придется отложить, — ровным тоном проговорила она.
— Так что у тебя будет время подумать до тех пор, пока не родится ребенок.
Глава 13
— Какой ребенок? — недоуменно переспросила я, растеряв всю злость.
Илона настороженно посмотрела на меня и нахмурилась:
— Благодаря эрибейской маги я могу распознать беременность.
Беременность… ребенок.
«Получил своё всё-таки», проскользнула ворчливая мысль прежде, чем я окунулась в истерику.
— Нет-нет-нет, нет! — зачастила я и, отчаянно мотая головой, упала обратно в кресло.
— Это не может быть… Я не могу быть беременной!
— Уверена, я не ошибаюсь. Но если хочешь, можем отправиться к лекарю… — участливо начала Илона, но я перебила её гневным криком:
— Я не беременна! Я принимала отвар лунареса! Он всегда действует.
Горло сдавило, и слова вырывались с трудом, с каким-то тяжелым хрипом. Я раскрывала рот, как рыба, чтобы глотнуть воздуха, но его катастрофически не хватало.
Илона торопливо подошла и, присев на колени, взяла мои руки в свои, ласково поглаживая.
— Отвар лунареса помогает только в течение суток после соития. Если принимать его уже беременной, то ребенку он не повредит. Времени ведь прошло много, четыре месяца, ты уверена, что каждый раз принимала отвар?
Её прикосновения действовали успокаивающе, и мне удалось вдохнуть. Наслаждаясь теплом ладоней матери, я с ужасом посмотрела ей в глаза и пискнула:
— Четыре месяца?!
— Плюс-минус неделя, — кивнула Илона.
Значит, это произошло не в Агенории. Четыре месяца… кажется, это время в Брейгеле или чуть позже, последняя неделя в Серрате. Если второй вариант — то дитя было зачато по любви и взаимному согласию. И это… наверное, это хорошо. Вот только что мне теперь делать? Я ведь не хотела этого, уже смирилась с мыслью о том, что матерью мне не стать: от другого Катрей не позволит, а ему самому я не желала дарить дампира.
Ох, Катрей… Как он отреагирует? Обрадуется? Безусловно. Вот только захочет ли он меня видеть, когда этот ребенок родится? Или я сделала все, чего он хотел, и теперь буду не нужна?
Как ни странно, но, сколько был ни уверял меня Катрей в своей любви, в своем желании быть лишь со мной, я не могла довериться ему. Вот просто не могла! Не просто же так он лгал раньше, не просто так удерживал в Серрате, когда после отъезда Присциллы я умоляла его отпустить меня. Расскажи он мне сам — пусть не сразу, а когда мы пришли к согласию и наслаждались друг другом с Серрате, я бы, наверное, смогла смириться и, вполне возможно, сама бы захотела этого ребенка.
По сути, я никому не нужна была: ни отцу, ни матери, даже Джиал прекрасно обошлась бы без меня. Поэтому я так долго не могла довериться Катрею и так сильно переживала его предательство. Может быть, и ему я тоже не нужна?
Щеки намокли от слез, но я не сразу их ощутила. Что-то в душе отчаянно ныло, болело, и волчица подвывала в ответ, чувствуя мой страх — страх опять остаться в одиночестве, когда во мне никто не нуждается просто потому, что это я.