Выбрать главу
нравимся                  своей жене, и то        довольны доне́льзя. Если ж,              телом и духом слит, прет         на нас непохожий, шпилим —                   «царственный вид», удивляемся —                           «дар божий». Скажут так,—                         и вышло                                        ни умно, ни глупо. Повисят слова                          и уплывут, как ды́мы. Ничего             не выколупишь                                       из таких скорлупок. Ни рукам,                 ни голове не ощутимы. Как же             Ленина                          таким аршином мерить! Ведь глазами                         видел                                    каждый всяк — «эра» эта                  проходила в двери, даже          головой                        не задевая о косяк. Неужели                 про Ленина тоже: «вождь               милостью божьей»? Если б             был он                         царствен и божествен, я б       от ярости                        себя не поберег, я бы         стал бы                       в перекоре шествий, поклонениям                        и толпам поперек. Я б       нашел                  слова                            проклятья громоустого, и пока            растоптан                              я                                и выкрик мой, я бросал бы                       в небо                                   богохульства, по Кремлю бы                          бомбами                                          метал:                                                      д о л о й! Но тверды                    шаги Дзержинского                                                       у гроба. Нынче бы                   могла                             с постов сойти Чека. Сквозь мильоны глаз,                                        и у меня                                                       сквозь оба, лишь сосульки слез,                                     примерзшие                                                           к щекам. Богу         почести казенные                                         не новость. Нет!        Сегодня                       настоящей болью                                                      сердце холодей. Мы       хороним                      самого земного изо всех                прошедших                                    по земле людей. Он земной,                     но не из тех,                                           кто глазом упирается                   в свое корыто. Землю             всю                    охватывая разом, видел            то,                 что временем закрыто. Он, как вы                   и я,                         совсем такой же, только,              может быть,                                    у самых глаз мысли             больше нашего                                        морщинят кожей, да насмешливей                              и тверже губы,                                                         чем у нас. Не сатрапья твердость,                                        триумфаторской коляской мнущая              тебя,                       подергивая вожжи. Он      к товарищу                          милел                                     людскою лаской. Он      к врагу                  вставал                                железа тверже. Знал он               слабости,                                знакомые у нас, как и мы,                 перемогал болезни. Скажем,                мне бильярд —                                           отращиваю глаз,