1. Главная
  2. Книги
  3. Высоцкий Владимир Семенович
  4. Владимир Высоцкий
  5. Страница 14
Выбрать главу
На полу лежали люди и шкуры, Пели песни, пили мёды — и тут Протрубили во дворе трубадуры. Хвать стрелка — и во дворец волокут.
И король ему прокашлял: «Не буду Я читать тебе морали, юнец, — Но если завтра победишь чуду-юду, То принцессу поведешь под венец».
А стрелок: «Да это что за награда?! Мне бы — выкатить портвейну бадью!» Мол. принцессу мне и даром не надо, — Чуду-юду я и так победю!
А король: «Возьмешь принцессу— и точка! А не то тебя раз-два — ив тюрьму! Ведь это все же королевская дочка!..» А стрелок: «Ну хоть убей — не возьму!»
И пока король с им так препирался, Съел уже почти всех женщин и кур И возле самого дворца ошивался Этот самый то ли бык, то ли тур.
Делать нечего — портвейн он отспорил, — Чуду-юду уложил — и убег… Вот так принцессу с королем опозорил Бывший лучший, но опальный стрелок.
1966

* * *

Один музыкант объяснил мне пространно, Что будто гитара свой век отжила, — Заменят гитару электроорганы. Электророяль и электропила…
Гитара опять Не хочет молчать — Поет ночами лунными, Как в юность мою. Своими семью Серебряными струнами!..
Я слышал вчера — кто-то пел на бульваре: Был голос уверен, был голос красив. — Но кажется мне — надоело гитаре Звенеть под его залихватский мотив.
И все же опять Не хочет молчать — Поет ночами лунными. Как в юность мою, Своими семью Серебряными струнами!..
Электророяль мне, конечно, не пара — Другие появятся с песней другой, — Но кажется мне — не уйдем мы с гитарой В заслуженный и нежеланный покой.
Гитара опять Не хочет молчать — Поет ночами лунными, Как в юность мою, Своими семью Серебряными струнами!..
1966

* * *

А люди всё роптали и роптали А люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят!»
Им объяснили, чтобы не ругаться: «Мы просим вас, уйдите, дорогие! Те, кто едят, — ведь это иностранцы, А вы, прошу прощенья, кто такие?»
Но люди всё роптали и роптали, Но люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят!»
Им снова объяснил администратор: «Я вас прошу, уйдите, дорогие! Те, кто едят, — ведь это ж делегаты, А вы, прошу прощенья, кто такие?»
Но люди всё роптали и роптали, Но люди справедливости хотят: «Мы в очереди первыми стояли, — А те, кто сзади нас, уже едят…»
1966

Скалолазка

Я спросил тебя: «Зачем идете в гору вы? — А ты к вершине шла, а ты рвалася в бой. — Ведь Эльбрус и с самолета видно здорово…» Рассмеялась ты — и взяла с собой.
И с тех пор ты стала близкая и ласковая. Альпинистка моя, скалолазка моя, — Первый раз меня из трещины вытаскивая. Улыбалась ты, скалолазка моя!
А потом за эти проклятые трещины. Когда ужин твой я нахваливал. Получил я две короткие затрещины — Но не обиделся, а приговаривал:
«Ох, какая же ты близкая и ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя!..» Каждый раз меня по трещинам выискивая, Ты бранила меня, альпинистка моя!
А потом на каждом нашем восхождении — Ну почему ты ко мне недоверчивая?! — Страховала ты меня с наслаждением. Альпинистка моя гуттаперчевая!
Ох, какая ж ты не близкая, не ласковая, Альпинистка моя, скалолазка моя! Каждый раз меня из пропасти вытаскивая. Ты ругала меня, скалолазка моя.
За тобой тянулся из последней силы я — До тебя уже мне рукой подать, — Вот долезу и скажу: «Довольно, милая!» Туг сорвался вниз, но успел сказать:
«Ох, какая же ты близкая и ласковая. Альпинистка моя скалоласковая!..» Мы теперь с тобою одной веревкой связаны — Стали оба мы скалолазами!
1966

* * *

Свои обиды каждый человек — Проходит время — и забывает. А моя печаль — как вечный снег: Не тает, не тает.
Не тает она и летом В полуденный зной, — И знаю я: печаль-тоску мне эту Век носить с собой.
1966

Она была в Париже

Наверно я погиб: глаза закрою — вижу. Наверно, я погиб: робею, а потом — Куда мне до нее — она была в Париже, И я вчера узнал — не только в ем одном!
Какие песни пел я ей про Север дальний! — Я думал: вот чуть-чуть — и будем мы на «ты», — Но я напрасно пел о полосе нейтральной — Ей глубоко плевать, какие там цветы.
~ 14 ~