Выбрать главу

— Ничего не поделаешь, с историей приходится считаться! — проговорил он, разводя руками.

И я подумал: живут же другие без фамильных драгоценностей. Проживет и Альфред. Перебьется как-нибудь.

А Джеймс сказал:

— Ваше Величество, может быть, вас хоть в какой-то степени утешит тот факт, что без ущерба для истории мне все же удалось вернуть вам самое драгоценное ваше сокровище. — И, сделав эффектную паузу, 003 добавил: — Я говорю о короне Паприкотов.

Он вынул корону из футляра, и присутствующие зажмурились от сверкания и блеска великолепной короны.

Король с удивлением посмотрел на корону, а затем на Джеймса. Министры тоже.

— Что это такое? — спросил король.

— Корона Паприкотов, — ответил Джеймс, почуяв что-то неладное.

— Вы что-то путаете… Все Паприкоты, насколько мне известно, пользовались только одной короной — вот этой, — и король указал на стоявшую под стеклянным колпаком треугольную сандуновскую корону. — Она перешла к Паприкотам от их предшественников Сандунов. Никаких других корон у Паприкотов не было.

Агент 003 растерялся. А между прочим, еще пятьсот лет назад там, в лесу под Бусолоном, Джеймсу полагалось бы сообразить простую вещь: если он из-за служебного рвения увозит корону, которая исторически должна была достаться основателю династии Паприкотов, то он по личной инициативе лишает этой короны всю последующую династию. Вот ведь как!

И можно понять недоумение короля Альфреда, которому притащили никогда не виденную им чью-то чужую корону.

— Здесь какое-то недоразумение, — повторил король. — Очевидно, эти гангстеры ограбили, кроме нас, еще какого-нибудь монарха. Вот откуда у них эта корона. И благодаря вам, агент 003, эта краденая вещь оказалась в нашем дворце! Какой международный скандал!

Так кончилась карьера Джеймса Бонда-младшего. И ничего не поделаешь! Как правильно заметил король Альфред Паприкот: с историей приходится считаться!

ПАРОДИИ 40-Х — НАЧАЛА 60-Х ГОДОВ

Ранние пародии

От автора

В 1944 году при издательстве «Молодая гвардия» открылось литературное объединение. Теперь кажется странным, что в то время, как шла война, молодые поэты собирались в небольшой комнатушке и, нещадно дымя махоркой, — папиросы тогда для нас были слишком дороги, — читали стихи и страстно спорили об эпитетах, ассонансах и поэтических образах. Когда кончались занятия, мы еще долго не расходились, а потом до самого комендантского часа бродили по затемненным улицам, продолжая читать друг другу свои самые сокровенные строки. Мы знали стихи своих товарищей наизусть, и нам казалось, что поэзией, как хлебом насущным, интересуются все без исключения, потому что сами мы жили тогда стихами и могли говорить о них круглые сутки.

Вначале объединение занимало одну комнату. Затем нас перевели в вестибюль. Но вскоре оказалось, что и там не могут разместиться все желающие. И тогда нам выделили одно из подвальных помещений в Политехническом музее. Теперь уже объединение насчитывало человек 150, и руководили им такие поэты, как Илья Сельвинский, Дмитрий Кедрин, да и другие.

Если бы я задумал перечислить тогдашних членов объединения «Молодая гвардия», мне пришлось бы назвать почти всех тех московских поэтов, которым сейчас за пятьдесят.

Там я впервые услышал неистовую поэму А. Межирова Вес верст», тихие и раздумчивые стихи Мих. Львова и запомнившиеся мне с первого раза несколько странные стихи Мих. Луконина. Там я познакомился: совсем молодым и уже разобранным на цитаты Семеном Гудзенко и еще многими, многими интересными поэтами и людьми.

А пародии на своих товарищей я писал просто т шутки ради, никогда не думая их печатать. Я читал на объединении, и пародируемые мною поэты, как мне казалось, не обижались. Надеюсь, они не обидятся и се дня…

1974

Семен Гудзенко

Бесконечная баллада

Я всю Европу пересек. Идя в огне атак, Два раза вдоль, три — поперек. Четыре — просто так. За это время я везде И всюду побывал: На Висле был, по Рейну плыл И в Одер поплевал. А как жилось мне, Боже мой. Не жизнь, а парад. Два студебекера за мной Возили шоколад. На ста перинах спал, ей-ей! — Вот так я, братцы, жил! Поил духами лошадей. Пирожными кормил! Уже немало тысяч строк Написано мной, как Я всю Европу пересек Два раза вдоль, три — поперек. Четыре — просто так. За это время я везде И всюду побывал. На Висле был. по Рейну плыл… И так далее…
1945

После атаки

Когда на смерть идут — поют.

А перед этим можно плакать!..

Разрыв. — и умирает друг…

Разрыв, и лейтенант хрипит!

Бога ради. Бога ради.

Не рассказывайте мне.

Как вы в городе Араде

Позабыли о войне.

С. Гудзенко
Когда за стол сажусь — боюсь. А перед этим можно плакать, Я десять раз бывал в бою, Я двадцать раз бывал в атаках. Но самый страшный в жизни час — Час непонятного рожденья, О, кто не знал его из вас. Рождения стихотворенья! Минуты рвутся в тишине, В огне махорочного дыма. Стихи! Но только о войне, И, значит, вновь проходят мимо Другие темы, о другом. Лишь ты, военная поэма. Мне кажется, на мне одном. Вот здесь, на шее. эта тема. Читаю я. Сидят вокруг Товарищи былых сражений. Разрыв! И засыпает друг От грохота стихотворений. Разрыв! И лейтенант храпит. Забыв походы и печали. Как засыпали после битв Ровесники, однополчане! Я твердо обещаю впредь Писать по-новому в тетрадях. Не нужно так меня жалеть. О, ради Бога, Бога ради!