Я же не мог простить ему жестокого предательства на празднике урожая, когда он напоил меня и загнал под стол, где, как и другие, пинал ногами. Поэтому всю дорогу не разговаривал с ним. Молчал. И он чувствовал свою вину.
Дом молодоженов состоял всего из одной комнаты, небольшой кухоньки и голых стен из свежевыструганных бревен. Зато в нем имелась вещица, которой Юозас очень дорожил и гордился ею, как великой драгоценностью. Вещицей этой была старая маленькая скрипка, доставшаяся ему по наследству от отца. Он вытащил ее из сундука, любовно погладил корпус, подставил к подбородку, взял в правую руку смычок и, улыбнувшись мне, заиграл русскую популярную песенку про капитана, которую пели до войны в Дятькове почти все мальчишки:
Я даже взвизгнул от удовольствия, когда услышал мелодию этой песенки. Все обиды сразу же забылись, я тоже улыбнулся и непроизвольно стал подпевать ему и возбужденно дирижировать руками, а носками деревянных ботинок колотил по полу, отбивая такты. Юозас играл и от души смеялся, глядя, как я движениями и мимикой изображал отважного капитана, который объездил много стран, раз пятнадцать тонул, погибал среди акул и, наконец, влюбился, как простой мальчуган. Звуки скрипки зажигали каждую клеточку моего организма; и каждая клеточка, казалось, становилась музыкальной и пела. С раннего детства я любил музыку и знал много советских песен, так как до войны у нас был патефон, мама хорошо играла на гитаре. А я немного умел играть на балалайке, о чем случайно и проговорился Юозасу.
— Ты умеешь играть на балалайке?! — удивился он. — На русской трехструнке? Правда?.. А ну, идем!..
И он забыл, что «одолжил» меня у Каваляускасов для работы: схватил за руку, потащил во двор, где мы сели в легкий возок и поехали. Остановились возле старой крестьянской избы, стоящей в глубине роскошного сада, точно в золотом каньоне. Плодовые деревья раздвинули свою янтарную крону и образовали крытый от глаз уголок, наполненный до краев сладким ароматом яблок, желтым солнечным светом и тишиной. Это была усадьба Минкуса Прануса.
Привязав к столбу лошадь и задав ей сено, Юозас по дорожке, усеянной желтыми листьями, повел меня в дом. Зашли без стука. В переднем углу за широким столом сидели человек пять пожилых крестьян и с увлечением играли в карты. Они даже не обратили на нас внимания. Хозяин Минкус Пранус не принимал участия в игре. Он сидел в сторонке и растирал табак на подоконнике, время от времени поглядывая на играющих, подбрасывая им шутки-прибаутки. К нему подошел Юозас и поздоровался.
— А, и Владукас пожаловал сегодня к нам в гости! — произнес хозяин. — Просим, просим…
От добродушной улыбки пшеничные усы его посветлели и вокруг глаз собралось множество мелких морщинок.
— Где твоя балалайка? — спросил у него Юозас.
— Зачем она тебе? Ты же не умеешь на ней играть.
— Он умеет, — кивнул Юозас на меня.
— Владукас? — не поверил Пранус, и его усы вытянулись концами вниз. — Не может быть, чтобы такой маленький мальчик мог играть на балалайке. Это правда, Владукас, что умеешь?
Я скромно пожал плечами.
— Так, немного…
— Ну, неси балалайку, посмотрим, — перебил Юозас.
Пранус посеменил в другую комнату, вынес оттуда старенькую балалайку с запыленным грифом и торжественно вручил мне:
— На, попробуй!.. Эту штуку я привез из России еще во время первой германской войны, — сказал он.
Я неуверенно взял балалайку, тронул струны — расстроены. Стал тихонько подкручивать одну, другую… Наконец, все три струны настроены. Я с размаху ударил по ним всеми четырьмя пальцами и лихо запел:
За столом резко оборвался шум, прекратилась карточная игра. Все повернулись ко мне лицом. Такой игры и таких песен, видно, они никогда не слышали. А я, поняв, что получается неплохо, воодушевленный, забренчал еще сильнее:
Оказывается, ничего в жизни не забывается. Даже эти далекие частушки раскрылись в детской хрупкой памяти, как в книге. Их пели парни в Дятьковской лесной республике, осажденной со всех сторон гитлеровцами. Теперь эти парни гонят немцев на Запад, бросают в них гранаты, косят из автоматов, давят танками и рубят саблями. Пусть же хоть балалайка расскажет о моем страстном желании участвовать в великой битве с немецкими захватчиками! Дай жару, Владукас!