Эти слова доктора застигли маму врасплох. Она не знала, верить им или нет. Вспомнился ей разговор с паном Йонасом: «Доктор Гирдвайнис, — говорил он, — самый богатый помещик в нашей волости: имеет 500 гектаров земли, около сотни лошадей, столько же коров и столько же батраков, а работает простым доктором в Шаукенай. Это очень странный человек. В народе говорят, что он был лучшим другом самого Болесловаса Пилюнаса, председателя первого в Литве ревкома, потом предал его…» «Значит, он опытный предатель, и об этом все знают, — подумала мама, и снова у нее возник недоуменный вопрос: — Тогда откуда же ему известен партизанский пароль: «Привет от козы Зюли!»? Неужели гестаповцы все уже разнюхали?..»
Вспомнился ей разговор и с командиром партизанского отряда, когда тот сказал, что в Шаукенайской больнице у них есть свой человек, но не назвал его. «Кто же вы, доктор Гирдвайнис? «Свой» или враг?».
— А у вас есть связь с русскими партизанами? — наконец, набравшись смелости, прошептала мама пересохшими от волнения губами.
— Да, я с ними имею возможность встретиться, — так же тихо ответил Гирдвайнис, — но ничем не могу помочь им. Они или не доверяют мне подпольные явки в Шяуляе или им самим ничего не известно, а Николай Власов, который был у них связным разведчиком, сейчас в руках гестапо, как я вам уже говорил. Оставшиеся в живых партизаны попросили меня, чтобы я связался с вами, но мне не предоставлялось удобного случая. Они дали мне для связи с вами пароль: «Привет от козы Зюли». Больше я ничего не знаю.
Мама колебалась. У нее была шифровка, которую она должна была передать русским партизанам от шяуляйского подполья. В шифровке говорилось, когда, где, через кого и на каких условиях могут объединиться партизанские отряды. Шифровка представляла собой небольшой клочок бумаги, на котором карандашом были набросаны строки сплошных цифр. Небольшой клочок, а в нем судьба многих русских партизан, оставшихся в живых после разгрома! Мама не знала, что делать. Сомнения и нерешительность одолевали ее. Но в конце концов она поняла, что у нее осталась единственная возможность помочь уцелевшим партизанам и тем самым до конца выполнить их последнее задание и свой долг, если, конечно, Гирдвайнис — не провокатор. Но если провокатор, он настолько много знает, что, получив от него сведения, немцы все равно нас расстреляют. А шифрованный лист они не смогут разобрать, — решила мама и, словно бросаясь в пропасть, спросила Гирдвайниса:
— А вы не смогли бы передать русским партизанам небольшую записочку?
— Да, конечно, могу, — ответил доктор.
— Ну, тогда прошу вас, мужчины, на минутку отвернитесь от меня.
Поняв в чем дело, я повернулся на топчане носом к стенке, а доктор отошел к двери и встал к нам спиной, прислушиваясь, не стоит ли кто под дверями. Мама быстро достала шифровку и отдала Гирдвайнису, который тут же засунул ее в карман.
(Много лет спустя я узнал, что в партизанском отряде «Кестусис», кроме литовцев, числились: К. Воробьев, Т. Криволап, Л. Захаров, И. Блащук, И. Шинкоренко, В. Кондрашов, П. Домейко, А. Рыжаков, С. Молчанов, М. Назаров и другие. Многие из них, в том числе и дядя Костя Воробьев, были из русского партизанского отряда, которые, благодаря шифровке, переданной мамой, соединились с литовским партизанским отрядом.)
Гирдвайнис побыл с нами еще немного, дал несколько советов, как вести себя на допросах: притворяться мертвым перед опытными гестаповцами категорически не рекомендовал. На прощанье он заверил, что полицейские бить нас больше не будут, и ушел.