Кларенс окинул взглядом всю эту кухню из 120 соединенных друг с другом стеклянных кабин — пекарен новостей. Каждая отличалась от соседних только фотографиями, безделушками и разной степенью беспорядка. Зоопарк с клетками без решеток. Жизнь журналиста требовала умения игнорировать окружающую суету, а еще лучше — находить в ней удовольствие.
По пути в спортивную редакцию Кларенс подумал, что охотно вернулся бы в былые дни, когда он работал в «Орегон джернал» до того, как это издание было куплено «Трибьюн». В те времена спортивная редакция была особым самодостаточным миром, отделенным стеклом в углу с северной стороны, рядом с собственным лифтом. Можно было припарковать машину, подняться на лифте, пройти на рабочее место и при этом не встретиться ни с одним человеком из других редакций. Репортеры новостей были всего лишь отдаленными объектами, носящимися туда-сюда с незначительными событиями, наподобие терактов, авиакатастроф и посадок на луну, в то время как всеми по-настоящему важными вещами (например, победой «Комет Портленда» над «Ракетами Сиэтла») занималась спортивная редакция.
В те далекие дни Кларенс представлял, как однажды его рабочий стол окажется неподалеку от репортеров новостей. Он мечтал писать очерки о простых черных — настоящей соли
57
земли, трудягах, посещающих церковь добрых семьянинах. Это были бы рассказы, не имеющие отношения к спорту, развлечениям, бедности, дискриминации, акциям протеста или криминалу. Кларенс взял бы одного их этих ребят-фотографов, отвез бы его туда, где тот еще ни разу не был, и открыл жителям Орегона неизвестные им грани из жизни черных. Он показал бы, что у черного сообщества совсем другое лицо — намного лучше того, которое можно увидеть в отдельных предвзятых сообщениях из выпусков новостей. Эта мечта, однажды зажегшись в сердце Кларенса, всегда придавала ему силы.
Наконец он достиг архипелага из нескольких отсеков под названием «спортивная редакция» и откинулся на спинку кресла в своей уединенной кабине обозревателя. Эта кабина отличалась от других кабин. Окруженная с трех сторон стенами, поднимавшимися выше поверхности стола на метр вместо стандартных пятидесяти сантиметров, она была укромным уголком. Кларенс всегда чувствовал себя за этими полуметровыми ширмами не уютнее, чем за оскорбительно низкими перегородками в некоторых общественных туалетах. Его рабочее место было рядом с главным лабиринтом кабин, и потому люди могли видеть его только со спины, что по журналистским меркам считалось уединением. Здесь можно было почти полностью отрешиться от жужжания отдела новостей, хотя в те моменты, когда на горизонте маячили сроки сдачи материала, для этого приходилось вставлять в уши затычки.
Устроившись за своим рабочим столом, Кларенс облегченно вздохнул: теперь он хотя бы отчасти в безопасности. Ребята из спортивной редакции не относились к категории слезливых сентименталов, и на спортивной стезе их поддерживали всего лишь две женщины. Не то, чтобы Кларенс не любил женщин, — он просто не хотел, чтобы над ним причитали. Парни не знают, что сказать в таких случаях, поэтому они или говорят о делах, или остаются в стороне. Любой из этих двух вариантов Кларенса вполне устраивал. Он меньше всего хотел визита какого-нибудь «сочувствующего» конца двадцатого века с разговорами о том, как тот понимает его боль.
В отношении женщин Кларенс также не особо беспокоился. Пенни была репортером всего три года, и все еще получала одноразовые задания. Лори же была опытным ветераном с двенадцатилетним стажем. Она переквалифицировалась в спортивного обозревателя совсем недавно, чтобы заполнить пробел,
58
возникший в связи с переходом Кларенса в отдел общих новостей. Он надеялся, что дамы не будут вести себя, как обычные особи женского пола, и воздержатся от того, чтобы сыпать ему соль на раны.
Конечно же, в течение первого часа, проведенного Кларенсом за рабочим столом, не обошлось без нескольких рук на его плече, нескольких «мне жаль» и «прими соболезнования», и более тихих, чем обычно, разговоров. Но, по крайней мере, никто не сел рядом, чтобы провести его через четырнадцать этапов печали.
На рабочем столе лежали две записки с выражением сочувствия, одна из которых была подписана отделом маркетинга, а другая — технарями с нижнего этажа. Увидев эти записки, Кларенс постарался не расчувствоваться, однако бережно положил их в свой кейс, чтобы показать Жениве.