— А я не подкрадывался. Я пытался предупредить тебя о своем приближении. Но если бы я говорил чуть громче, то испугал бы тебя, и все равно оказался бы виноват.
Он засмеялся. В конце концов, Женива тоже рассмеялась.
Кларенс шагнул в ванную. При этом он, фактически, не прошел, а протиснулся в дверь. Высокие люди проходят в двери по вертикали, но Кларенс проходил в них по горизонтали. Остановившись перед зеркалом, он был вынужден трижды менять позицию, чтобы рассмотреть себя целиком.
— Как ты умудряешься втиснуться в это зеркало за один раз? — спросил он Жениву.
— Просто я изящная, — Женива, наконец, пришла в себя,
— и, конечно же, моему имиджу способствуешь ты.
— И каким же образом?
— Стоя рядом с тобой, даже носорог покажется изящным,
— Женива улыбнулась. — Может, именно поэтому я всегда пугаюсь, когда ты подкрадываешься ко мне, как грабитель.
— Сочувствую тому грабителю, который услышал бы твой вопль.
Кларенс, одетый для ужина в ресторане, выглядел просто замечательно в своих темно-синих брюках, коричневом джемпере и синем галстуке. Он никогда не одевался пестро и в яркие цвета, чтобы никто не подумал, что он пытается обратить на себя внимание. Много лет назад Кларенс прочитал книгу «Одежда для успеха», которую всю исчеркал пометками. Эта книга, с некоторыми поправками, учитывающими цвет его кожи, стала для него настольной.
— Что бы ты делал без меня? — спросила Женива, как обыч-
135
но делают жены в тех случаях, когда мужья сами не задают подобного вопроса.
Но Кларенс ее не слышал. Он сосредоточенно наклонился к зеркалу с пинцетом в руке, пытаясь выщипнуть волосок в ноздре. Резкий рывок, и глаза наполнились слезами. Кларенс, не глядя, положил пинцет в комод, внимательно рассматривая седые края своих коротких бакенбард.
— Уже седеешь, старик, — поддразнила его Женива.
— Не уверен, что я готов к этой седине.
— Но это, все-таки, не настолько плохо, как гнилая дыня.
— То же самое.
— Могло быть и хуже. Представь, что было бы, если бы начала белеть твоя кожа!
Они оба рассмеялись.
— Дорогой, — Женива повернулась к Кларенсу и поправила ему воротник, — должна тебе сказать, что с годами ты становишься только красивее.
Она обвила его руками, и Кларенс крепко обнял ее. Жениве это нравилось. Кларенс как будто окутывал ее, и в такие моменты она чувствовала себя защищенной. Женива хотела, чтобы он ответил ей комплиментом, но ей пришлось довольствоваться только объятиями.
Когда Кларенс вышел из комнаты, Женива опять посмотрела в зеркало. Втирая в лицо увлажняющее средство, она вспоминала, как мама называла ее кожу «кленовым сиропом». Во времена ее детства, у них дома часто обсуждали различия в оттенках кожи. И Кларенс, и Женива по общему определению оба были «черными», но его темно-коричневое лицо сильно контрастировало с ее песочно-коричневым. Женива была чуть светлее Дэни, но с меньшей степенью желтизны.
Ее глаза называли карими, но в них появлялся легкий оттенок то голубого, то зеленого цвета — в зависимости от того, во что она была одета.
«Твои глаза больше всего впечатляют, когда ты в красном», — часто говорила ей мама.
Жениву всегда удивляли светлые вкрапления в ее глазах. Это наводило на мысль о европейской крови в ее венах — наследии какого-то рабовладельца или надзирателя, пристававшего к одной из ее дальних прабабушек. Женива была уверена, что этим же объясняется и светлый оттенок ее кожи, потому что никто из ее предков никогда не состоял в смешанном браке
136
— по крайней мере, в трех предыдущих поколениях, — а до этого межрасовые браки встречались крайне редко. От этой мысли Жениву бросало в дрожь, и она чувствовала себя неуверенной и беспомощной перед силами, сформировавшими генетический код, благодаря которому она сетодня такая, какая есть.
Она продолжала втирать в лицо лосьон, наблюдая за тем, как он исчезает в «кленовом сиропе». Кожа Женивы была нежной, и если бы не тонкие темные морщины, оставленные на лице временем, то ее можно было бы принять за студентку колледжа.
Вдруг дверь ванной распахнулась настежь, едва не ударив ее.
— Сколько раз тебе говорить: не врывайся подобным образом!
— Извини, мама, — сказал Джона. — Опять переживаешь о своих морщинах?
— Я не переживаю. Давай, топай отсюда, пока сам не начал переживать. Слышишь? Ты такой же, как твой отец: набрасываешься на беззащитную женщину.
Женива добродушно шлепнула сына по заду, и он, улыбаясь, ушел.
Опять вернулся Кларенс — на этот раз, чтобы начистить туфли. Взглянув на жену, все еще стоящую перед зеркалом, он бросил: