кистью, закрашивая все подряд, словно не было сделано ничего доброго. Правда в том, что многие белые пасторы должны задуматься о рабстве, сегрегации и гражданских правах, а многие черные — о Фаракане, о проблемах добрачного секса и личной ответственности. И всем вместе задуматься о проблеме абортов.
Пастор Клэнси взглянул на Кларенса и глубоко вздохнул.
— Ну, довольно об этом. Я могу говорить об этом бесконечно. Как проходит курс изучения Библии?
— Хорошо, — ответил Кларенс, испытав укол вины.
— Слышал, ты пропустил несколько недель?
Кларенс выпрямился.
— Какая осведомленность.
— Я же пастор, это моя работа, — он глянул Кларенсу в глаза и невозмутимо сказал, — ты походи на эти курсы, тебе полезно.
Кларенс сжал подлокотники кресла.
— Пошлешь ко мне дьяконов, если я не буду ходить?
Клэнси рассмеялся.
—■ Возможно. Но в твоем случае придется высылать подкрепление, — он помолчал. — Да, тебе, наверное, интересно, зачем я тебя пригласил. Речь о матери Раймонда Тейлора, Андреа. Она добрая женщина. Здесь в церкви она с того времени, как приехала из Лос-Анджелеса. Смерть сына сломила ее. Но еще больше она сокрушается о его жизни. Ей стыдно, что сын повлиял на Тайрона, стыдно смотреть вам в глаза. Думаю, что вы должны поговорить.
— Зачем?
— Ради вас обоих. И потому что она может кое-что знать.
— Кое-что о чем? — Кларенс надеялся, что это связано с теми парнями в «Тако Белл».
— Кое-что, что поможет тебе, — сказал Кайро Клэнси, — точно не могу знать. Если ты с ней свяжешься, возможно, она скажет. Если нет, то просто поможешь женщине в беде. А помогать кому-то в беде для истинного христианина не значит тратить время зря, так ведь?
Конец второй части