56
белые, принимающие свои привилегии как должное?
Спустившись на лифте в вестибюль, Кларенс осмотрелся по сторонам. Он увидел вывеску, гласящую: «Комнаты отдыха «Риц». Только для постояльцев». У дверей стоял высокий чернокожий юноша, который явно хотел выглядеть более грозным, чем был на самом деле. На нем был смокинг.
«Громила из комнат отдыха? В смокинге?»
Кларенс вошел в роскошную комнату отдыха, в которой была огромная гостиная с креслами и картинами, потом — еще одна секция с умывальниками, и, наконец — удобства, ради которых люди фактически и ходят в ванную. Кларенс вспомнил уборную в Миссисипи, в которую он ходил до десятилетнего возраста, пока они, наконец, не сделали туалет в доме.
В действительности он не собирался воспользоваться комнатой отдыха «Риц», а пришел сюда только с целью ознакомления. Из-за развешенных по стенам картин ванная напоминала музей цвета слоновой кости. Кларенс подумал, сочли бы художники за великую честь, что их картины висят в сортире?
Роскошь не знает границ. Свернув за угол в комнату с умывальниками, Кларенс от неожиданности остановился. Там в причудливом античном кресле сидел какой-то старик, который был лет на пятнадцать моложе отца Кларенса, но выглядел в точности как Обадиа. Одетый в накрахмаленный белый халат, служивший разительным контрастом для его обветренной черной кожи, он работал (если это можно так назвать) слугой, ожидая момента, когда нужно будет подать полотенце кому-либо из постояльцев гостиницы, помывшему руки. Старик апатично сидел. Прямо перед ним на витиеватой подставке покоилось сверкающее серебряное блюдо для чаевых, на котором лежало несколько долларовых купюр и приличная груда монет разных номиналов.
Мужчина выглядел болезненным и печальным. Какой-то белый, отойдя от умывальника, оглядывался в поисках вешалки с полотенцами или сушилки для рук, и вскоре понял, что единственный хранитель и распределитель полотенец — это старик. Когда белый мужчина направился к чернокожему, тот посмотрел на него щенячьими глазами и передал полотенце со всей преданностью верного спаниеля. Не говоря ни слова, белый вытер руки и положил использованное полотенце в специальную коробку. Потом кто-то — может быть сам этот слуга или какая-то черная женщина — это полотенце выстирает и выгладит.
57
Мужчина, опустив руку в передний карман пиджака и не найдя там мелочи, достал бумажник и вытащил оттуда долларовую купюру.
Старик слабо улыбнулся и кивнул в знак благодарности. Когда белый мужчина вышел, слуга перевел взгляд на Кларенса. Какое-то мгновение оба молча смотрели друг на друга. Сначала Кларенс подумал, что старик безмолвно спрашивает себя, должен ли он дать полотенце, но в этом взгляде было что-то другое — то, что Кларенс сразу узнал, поскольку видел в своей жизни много раз. Это был стыд.
Кларенс повернулся и вышел. Направившись прямо к лифту, а потом в свой номер, он переоделся, упаковал сумки и оставил записку для мистера Сэма Найта, что его планы изменились, но он благодарен за номер, прекрасные фрукты и цветы.
Кларенс вышел на улицу, чтобы поймать такси. После того как мимо проехали три пустых машины (водители притворялись, что не замечают его поднятой руки), он вернулся в гостиницу и попросил консьержа вызвать для него такси. К входу в гостиницу сразу же подкатила машина, в которую Кларенс и забрался.
— Куда мы сегодня едем, сэр? — спросил пожилой чернокожий водитель — скорее, американец, чем нигериец, эфиоп или суданец.
— В Кабрини-Грин.
Водитель удивленно поднял брови. Поколебавшись, он сказал:
— Что ж, хорошо. Я знаю, где это. Там живет моя младшая дочь со своими детьми.
Кларенс помнил особый воздух в Кабрини-Грин, и хотя прошло уже много лет, он все еще был тем же. Это напоминало сталелитейный завод в жаркий день, оставляющий серный привкус.
Осевшие многоэтажные дома покосились, как пьяные. Здесь, в «трущобах», уровень детской смертности был выше, чем во многих странах третьего мира. В этих кварталах телевизоры круглые сутки обманывали бродяг, заставляя их думать, что кто-то из них поднимется, и дурачили постоянных жильцов, заставляя верить в то, что их жизнь имеет цель. Во многих квартирах не было штор, половина приборов не работала, шкафы были сделаны из ржавых листов металла, иногда изре-
58
шеченных пулями. Во всех переулках пахло мочой. Полуразрушенные хозяйства Дейли за все эти годы не особо изменились. По большей части их состояние было даже щце худшим.