Когда Кларенсу было двадцать, он восхищался Харли, и следовал его образу мыслей. Он с удовольствием и некоторой горечью вспоминал их ночные споры, первые чтения ДуБиос, позднее Алана Лероя Локки и других основателей черного Ренессанса. Они обсуждали статьи Маркуса Гарви, считавшего, что черным не найти правосудия в белой Америке и инициировавшего волну эмиграции в Африку. Вместе с Харли Кларенс изучал идеи мыслителей и общественных деятелей чернокожих.
В середине семидесятых, едва поступив на службу в «Джернл», Кларенс вращался в кругах Харли среди профессоров и студентов университета Портленда. Они курили трубки, слушали ме-
лодии и рэп о Вавилонском зле, о развращенной цивилизации белых. Они говорили о своих путешествиях в Гану, Гамбию и Нигерию. Дискуссии о Вавилоне и бесконечные тайные теории вызывали гнев у Кларенса и обостряли его подозрительность. Но он понял, что это обескураживает его, сводит на нет его многочасовую работу, что Вавилон ему не изменить. Он понял, что разрывается на части, и ему надо либо оставить карьеру, либо свое общение с друзьями Харли. Он прекратил общение с друзьями Харли, включая и самого Харли. Он понимал, что его заклеймят, как прихвостня Вавилона, марионетку, но, с другой стороны, все они получали свои зарплаты, работая на Вавилон.
Когда Харли принял ислам и взял себе имя Исмаил, никто из родственников на это не повелся. Для них он был и остается Харли. С другой стороны, Кларенс отметил положительные перемены в Харли. Он восхищался усердием, с которым его брат заучивал слова Малкольма Икс и Илайджи Мохаммеда, и суры Корана. Харли признался, что это помогло ему избавиться от наркотиков. Он ударился в образование, изучал Коран, учил арабский язык. Он молился пять раз в день, регулярно посещал мечеть. Черные мусульмане исповедовали помощь самим себе, и это было созвучно консерватизму Кларенса.
Кларенс вернулся в комнату как раз, когда отец, качая головой, говорил Харли:
— Ну, нет, сынок, это просто ерунда, явная чепуха. Не все белые такие. Многие из них хорошие люди. Да, некоторые расисты, как белые, так и черные зашли так далеко, что их уже не изменить, поэтому оставь их в покое. Как говаривал мой папа: «Даже не пытайся научить свинью петь».
— Что-что? — спросила Женива.
Обадиа улыбнулся.
— Только потратишь время и разозлишь свинью.
Все, включая Харли и Кларенса, рассмеялись.
— Мы попали во второе рабство, папа, — сказал Харли. Никто не собирался сдаваться в этом споре, — то, что положение улучшается — всего лишь миф.
— Не говори мне о мифах, сынок, — Обадиа говорил жестко. Кларенс уже давно не слышал, чтобы он говорил с такой силой, —- я видел времена, когда было так худо, что ты и представить не можешь. А мой отец видел времена, которые я представить не в силах. Поэтому не надо говорить, что сейчас дела идут не лучше, чем раньше.
— Папа, — умоляюще сказал Харли, — Малкольм говорил, что нельзя назвать прогрессом то, что ты воткнул в человека нож на 23 см, а потом вытащил его на 15 см. Посмотри вокруг. Единственный способ избегнуть рабства — это продаться белому бизнесу. Весь вместе взятый черный бизнес Америки — меньше империи Билла Гейтса. Один белый сильнее всех черных вместе взятых. Это справедливо?
— Равенство не означает одинаковость каждого, сын, — сказал Обадиа, — черные начали позже —- мне ли не знать. Но это Америка. А все люди были созданы равными.
— Ты так говоришь, будто это что-то значит. А они пишут, что даже не считают черных за людей. Белые любят цитировать из Библии: «Рабы будьте покорны своим господам». А ты, что думаешь, брат? — он посмотрел на Кларенса. — Ты рассказал им, что Верховный Суд, постановивший, что Дред Скот не имеет прав, открывает свои заседания молитвой. И там на каждом столе лежит Библия. Вот это отношение христианства к черным. Так было, так будет, — Харли снова взглянул на отца, — хотел бы я, чтобы ты изменил свое мнение, отец, и приобщился к истинной вере черных. Еще не поздно.