— Нет, — сказал Джейк, — ее можно понять.
— Или вот вчера вечером мы с Женивой взяли напрокат фильм «Цвет Пурпура». Последний раз я видел это в театре. Все любят эту вещь. Книга получила Пулитцеровскую премию, фильм получил Оскара. Так вот, вспоминая книгу и фильм, можешь вспомнить хоть одного черного — положительного героя? Чем хуже герой, тем более святая женщина страдает от него. Раньше худшими злодеями были пришельцы, теперь половина пришельцев —- добрые. Плохими парнями по-прежнему остаются нацисты и черные. Ну, еще испанцы или арабы.
— Слушай, а разве эту книгу написала не черная женщина?
— И что? Черному мужчине должно стать легче от того, что его унижает не белый мужик, а черная женщина?
— Я много думал о том нашем разговоре, — сказал Джейк,
— о том, что люди помнят о цвете своей кожи. Но я никогда в своей жизни об этом не задумывался.
— А нам приходилось задумываться, — сказал Кларенс,
— сегрегация вынуждала. Право на работу, на голосование, отдельные фонтанчики для питья, туалеты, школы. Мы не могли позволить себе роскошь не думать об этом. Первый раз я попал в смешанную школу в четвертом классе. Стоило мне сесть, как вокруг меня освобождалось много мест, словно на мне была бомба. Меня осыпали насмешками, плевками, прозвищами. Даже не злые дети все время шептались обо мне. Большинство учителей не были враждебны, но они снисходительно относились к злым выходкам детей в отношении меня, а это поощряло их. Нас везде преследуют из-за цвета кожи. С этим ничего не поделаешь. Можно ли воспринимать это не лично? Это не может не влиять на нас. Может, именно это ты видишь в моих глазах?
—- Ну, а с тех пор, как ты вырос, часто ли ты вспоминал о цвете кожи? — спросил Джейк.
— Честно?
— Да, конечно.
— Не говори «конечно». Белые часто думают, что хотят
знать истинное мнение черных, но потом оказывается, что нет. Итак, часто ли я вспоминаю о цвете своей кожи? Да каждый час жизни.
— Серьезно?
— Серьезней некуда. Ты хоть читал те журналы для черных, что я давал тебе?
— Читал. Интересное дело, там черные на каждом фото, каждая статья или заметка — о черных, каждый автор черный, все рекламы — с черными. Не помню, был ли там хоть кто-то белый, кроме как в Урбан Фэмили.
— А теперь представь, что во времена твоего детства было только так. Каждая ТВ реклама, каждый плакат являл только людей другого цвета кожи, чем твоя собственная. Что бы ты ощущал тогда?
— Пожалуй, ощущал бы себя изгоем. Я бы думал — быть не белым ненормально.
— Именно, — сказал Кларенс, — я рос именно с таким ощущением. Я смотрел эти журналы и каталоги и думал, что быть черным — ненормально. Если бы я был белым, то думал бы об этом по-другому. За рулем ты мыслишь не как пассажир. Если ты рожден в привилегированном классе, то принимаешь это, как должное. Об этом думают те, кто не имел счастья родиться таким. Это вопрос права рождения. Дети, у которых вдоволь еды, не сознают этого. Но ты не можешь не думать о еде, если голоден.
— Пожалуй, я не задумывался о своей привилегированности, — заметил Джейк, — то есть, мне пришлось много работать, чтобы достичь того, что я имею.
— Не отрицаю. Я тебя ни в чем не виню, Джейк. Я мог бы родиться белым, а ты черным. Но так не бывает. Не ты ли рассказывал мне, что твой дедушка был управляющим отеля?
— Да, в Колорадо. Отель построил его отец. Он там работал сызмальства. Сами построили, сами вели дело, бабушка готовила и убирала, потом передала это моей маме. Ничто не далось им легко.
— Это точно. Но этот бизнес они создали в 1800-х и передали навыки, средства, опыт, накопленный в делах поколениями, тебе, так?
— Так.
— То есть ты правопреемник по рождению. Ты унаследовал усердие, трудолюбие, образование, возможности и свободу. Но
пока твои предки накапливали такой опыт, моих предков заставляли возделывать почву в Миссисипи и собирать хлопок, не разгибая спины. И им нечего было завещать своим детям и внукам. Все, что они делали, — создавали наследство для детей белых.
Джейк сидел молча, не зная, что и сказать.
— Видишь, — продолжал Кларенс, — твои предки трудились для твоего блага, и мои предки трудились для твоего же блага. Я не стремлюсь обвинить тебя. Но ты должен понять, как обстояло дело.
— Но мои предки не были рабовладельцами, — заметил Джейк.
— Ты уверен?
— Ну да, по крайней мере, вплоть до дедушки, уверен.