— Есть новости по делу, Кларенс, — сказал Олли, когда они выехали на трассу номер пять, — рассказать сейчас или потом?
Олли смотрел на Обадиа, не зная, как он отреагирует на новости.
— Давай сейчас. Что там?
— Выяснилось, что Лиза Флетчер умерла от передозировки кокаина. Но ты это знал, да? Откуда?
— Источник не разглашается.
— Я перечитал статьи в «Трибьюн», — сказал Олли, — все говорят о врожденном пороке сердца. Это только доказывает, что газетам верить нельзя. Я позвонил кое-кому. Поговорил с
Джейком Филдингом, директором Джефферсон, парой людей, кто ее знал. Все клянутся, что Лиза не употребляла наркотики.
— И что ты думаешь? — спросил Кларенс.
— Первое — она была мишенью, второе — это еще одно убийство. Они пробовали наехать, не вышло. Поэтому на этот раз применили плохой крэк.
— Или хороший крэк, но слишком много, — сказал Мэнни,
— если им пришлось вводить вещество насильно, то гораздо легче для этого использовать не шприц с крэком, а кокаин с водой — это проще, чем заставить вдохнуть крэк. В любом случае в крови обнаружится наличие кокаина.
— Нашли след от укола? — спросил Кларенс.
— Несколько на левой руке, но она делала уколы от аллергии, — сказал Мэнни, — так что ничего определенного.
— Какие выводы?
— Несколько лет назад я вел дело о подделке, — сказал Олли,
— и понял, что хороший фальшивомонетчик всегда искусственно старит подделку, чтобы она не была такой хрустящей банкнотой, которую все разглядывают. Люди ищут фальшивки в свежеотпечатанных купюрах. Хороший фальшивомонетчик делает по-другому. Он помещает эти банкноты в смесь мятного ликера и чернил, а потом просушивает их феном. Никто не присматривается к деньгам, которые выглядят, как давно бывшие в обороте. Так они и смешиваются со всей массой наличности. Афера проходит незаметно.
— О чем ты? — спросил Кларенс, хорошо зная Олли, чтобы понять, что тот говорит о деле.
— Предположим, декорации с бандой были поддельными, прикрытием. То есть, бандиты нужны были для того, чтобы кто-то нажал на курок. Но нанял их тот, кто знал, что полиция не будет серьезно вникать в дело, потому что бандитские разборки стали привычными. Лучшее прикрытие — это то, что указывает на что-то привычное, не похожее на истинный замысел. Надо признать, когда бандитские дела не расследуют по горячим следам, то они зависают. Никто не рассчитывает на нашу настойчивость. Или твою, — добавил он, взглянув на Кларенса.
— Я все еще собираю данные о семье Флетчер, — сказал Мэнни, — надеюсь, к понедельнику все будет закончено.
— Можешь что-то сказать сейчас? — спросил Кларенс.
— Нет, сначала я должен сам разобраться, — сказал Мэнни довольно жестко, как отметил Кларенс.
— «Маринеры» и «Янки», — сказал Олли, — я в предвкушении. У меня не было выходных последние три недели. А на бейсболе не был с детства.
— А где Вы росли, мистер детектив? — спросил Обадиа.
— В Милуоки. Я был фаном «Брейвз». Тогда все говорили о Мэйз и Мэнтл, но Хэнк Арон запросто выбивал их мячи. Однажды я добыл его автограф — лучший день в моей жизни.
— Папа, а ты ведь знал его, да? — спросил Кларенс.
— Кого? Хэнка Арона? — спросил Олли. — Не может быть!
— Да сэр, я знал Молотка. В мой последний сезон он пришел в лигу как новичок.
— Вы играли? В высшей лиге? — спросил Мэнни.
— Играл, — оживился Обадиа, — но не в высшей. Хотя сейчас ее называют высшей. Это была Негритянская лига. Парни называли ее «теневой мяч». И первый свой год Генри Арон играл с нами. Как и Уилли Мейз.
— Вы знали Уилли Мейза? — Олли открыл рот от удивления.
— Конечно. Я угощал его маминым соусом из свиных ребрышек, и с тех пор мы друзья, — Обадиа рассмеялся, как дитя.
— А какая она была, Негритянская лига? — спросил Олли.
Они с Мэнни подались вперед, чтобы слышать мягкий голос
старика. Кларенс увидел, как у Обадиа загорелись глаза — заполучил слушателей.
— Мы были как ураган. Играли по три игры в день, разъезжая на своем автобусе. В большинстве мотелей нам нельзя было ночевать — не тот цвет. Но мы так уставали, что не стремились туда, где нас не хотели видеть. Много людей приходило взглянуть на нас. В больших городах публика, в основном, была цветной. У белых была своя Высшая лига, но многие белые приходили на наши игры. Подальше в провинции публика была разная, белых больше. Мы были единственной профессиональной командой, заехавшей в глушь. С нами носились, о нас писали. До сих пор храню некоторые газетные вырезки. Играли в каждом городке. Они подбирали команду для встреч с нами. Если у кого-то была повозка, они ехали милю — другую. Если не было мулов, впрягали быка.