– Алюций, – произнесла она. – Мастер Бенрил… Рива. Мне нужно знать.
«Рива…» Его мысли то и дело возвращались к девушке, песнь крови пульсировала на одной и той же ноте. Той самой, которая прозвучала в ночь, когда убийцы пришли за аспектом Элерой. Той, которая погнала его через Мартише за Чёрной Стрелой и в Высокую Твердыню в поисках Хентеса Мустора. Приказ песни был недвусмыслен: найти её. Ваэлин постоянно подавлял желание самому запеть и поискать Риву, опасаясь, что утонет в видении, причём на сей раз – навсегда.
– Мне тоже хотелось бы это знать, – ответил он. – Хорошо, утром отправляйся к брату Келану. Уверен, лишняя пара рук ему не помешает.
– Спасибо, брат! – Алорнис улыбнулась и поцеловала его в лоб.
Ежевечерне Аль-Сорна проводил совет капитанов, выслушивая их отчёты о подготовке новобранцев и наборе ополченцев. Прошло семь дней. В армии уже насчитывалось более двенадцати тысяч человек, но едва ли половину из них можно было считать солдатами.
– Будем тренироваться на марше, – сказал он Адалю, который пришел с просьбой о месячной отсрочке. – Каждый день, проведённый здесь, обходится во множество жизней там, в Королевстве. Брат Холлан доложил, что армия будет полностью обеспечена оружием и обмундированием через пять дней. Кажется, они обнаружили склад какого-то предприимчивого купчишки, набитый алебардами и кольчугами, которыми тот собирался спекулировать. Как только все будут вооружены и экипированы, мы выступим.
Едва он отпустил капитанов, как подошла Дарена с кипой пергаментов.
– Опять прошения? – поинтересовался он.
– И их все больше с каждым днём, – виновато улыбнулась она.
– Отберите те, которые требуют моей подписи, я с радостью доверюсь вашему суждению.
– Это как раз те, которые её требуют, милорд, – сказала она и положила кипу на стол с картой. Ваэлин застонал.
– Неужели ваш отец делал все это сам?
– Он лично читал каждую просьбу. Когда глаза начали ему отказывать, их ему читала я.
Ваэлин забарабанил по пергаментам пальцами.
– Если хотите, милорд… Я могу делать то же самое и для вас.
Он вздохнул и посмотрел ей в глаза.
– Да, госпожа, я не умею читать. Полагаю, вы это поняли ещё в нашу первую встречу.
– Я не порицаю вас, милорд. Я хочу только помочь.
– Мать пыталась меня научить, но я был таким шалопаем, что не мог усидеть на стуле дольше нескольких минут, да и то если передо мной стояла еда. – Ваэлин взял верхний лист, развернул и уставился на мешанину букв. – Она заставляла меня, но я так и не смог уловить смысл азбуки. То, что для неё было поэзией или интересной историей, мне представлялось бессмысленными каракулями, рассыпанными по странице. Матери с трудом удалось научить меня писать своё имя, но затем ей всё это надоело. А потом я оказался в ордене, где перо мне и вовсе было ни к чему.
– Я читала о людях с подобной проблемой, – заметила Дарена. – Все же мне представляется, что её можно преодолеть, приложив определённые усилия. Буду счастлива помочь вам в этом.
У Ваэлина был соблазн отказаться, сославшись на нехватку времени, однако искренность в голосе советницы заставила его повременить с ответом. «Я добился её уважения, – понял он. – Что же она во мне увидела? Призрак своего отца? Погибшего мужа-сеорда? Но ведь ничего похожего нет». Его взгляд упал на холщовый свёрток, стоявший в углу палатки. Несмотря на все горестные вести, холстина так и осталась неразвёрнутой. Всякий раз, когда его пальцы касались шнурка, Ваэлин опять ощущал внутреннее сопротивление. «Она ещё увидит, как я убиваю».
– Что ж, возможно, я смогу выкраивать часок по вечерам, – сказал он. – И вы будете меня учить, если захотите. Хоть какое-то развлечение после дневных марш-бросков.
Она с улыбкой кивнула и начала читать:
– Достопочтенная гильдия ткачей с прискорбием вынуждена оповестить владыку башни о непомерных ценах на шерсть, которую заломили овцеводы Западного берега, желая придержать свои запасы до лучших времён…
Ночной лагерь всегда один и тот же, на любой войне и в любой армии. Антураж, звуки и запахи никогда не меняются, будь то пустыня, лес или горы. Над палаточным городком разносилась музыка – в каждой армии есть свои любители помузицировать; слышался смех или сердитые возгласы – солдаты резались в кости. Тут и там сидели группки друзей – говорили о доме, вспоминали оставленных близких. В знакомой обстановке Ваэлин чувствовал себя спокойно и уверенно. «Они быстро становятся армией, – думал он, прохаживаясь по лагерю, вне света костров и никем не замеченный. – Но будут ли они биться как одно целое?»