– Сдохни, козёл вонючий! – визжала какая-то молодка. Она размахнулась и метнула вниз внушительных размеров камень.
Булыжник угодил в середину щита, пробив в нём дыру. Не растерявшись, Рива спрыгнула вниз и приземлилась на щит прямо над головой мечника, пытавшегося как-то прикрыть пробоину. Под весом девушки воларец рухнул на мостовую, её клинок, войдя через раскрытый рот, пронзил ему мозг. Она подскочила, уходя от занесённых над головой коротких мечей, крутанулась волчком: её клинок серебряной молнией описал идеальную окружность и прочертил кровавую борозду по лицам и глоткам врагов. Завидев Риву, добрые горожане удвоили напор. Старый плотник с диким рёвом раздавал удары направо и налево, его подмастерья уверенно размахивали тесаками и киянками. К ним на помощь уже бежали остальные с ножами, тесаками, а то и с пустыми руками. Люди кидались на вольных мечников, молотя их по шлемам кулаками и норовя выдавить глаза.
И воларцы дрогнули. Некоторые попытались удрать обратно через брешь, но получили стрелы в спину, другие дрались до конца. Один из них, стоя над телом погибшего товарища, довольно долго сдерживал атаки, нанося удары с расчётливой аккуратностью опытного ветерана. Горожане подтянулись, готовясь навалиться всем миром. Воларец презрительно рыкнул на них – похоже, выругался на родном языке, – но, увидев Риву, окостенел от ужаса.
– Ну, держись, смельчак! – крикнула она и бросилась в атаку.
Вскоре с ним было покончено. Остриё её клинка пропороло живот под нагрудником, и бравый ветеран упал наземь вслед за своими внутренностями.
– Разрешите? – Рива, не глядя, протянула руку, и плотник с благоговейным поклоном передал ей топор. – Этого человека, – Рива наклонилась к телу воларца и сорвала с него шлем, – наши враги, вероятно, провозгласят героем. Пусть знают, что именно происходит с их так называемыми героями в нашем городе.
Из-за стены доносились выкрики воларцев, их сержанты и офицеры приказывали солдатам идти на новый штурм. Но едва через парапет перелетела отрубленная голова ветерана, голоса смолкли.
– Вы смело сражались, – улыбнулась Рива горожанам и постаралась не показать раздражения, когда те опустились перед ней на колени. – Соберите их оружие и будьте начеку. Бой ещё не кончен.
Им удалось удерживать кольцо до темноты. Прорыв случился на восточном участке: батальон рабов, терпя огромные потери, пробил стену тараном, и в брешь хлынули куритаи, спеша закрепить успех. Лорд Арентес приказал трубить отход. С крыш их прикрывали лучники: выпускали по пять стрел, перебегали на двадцать шагов и выпускали ещё пять. Люди переворачивали на улицах телеги, бросали из окон мебель, чтобы замедлить продвижение наступающих врагов и сберечь драгоценные мгновенья для перехода защитников на следующее кольцо.
Рива стояла с луком на крыше самого высокого здания второго кольца и следила за тем, как последние отступавшие перебегали пятьдесят ярдов городского пространства, превращённого в простреливаемый со всех сторон пустырь. По счастью, в воларцах взыграла наконец кровь. Ведь убийство и насилие – законная добыча захватчиков. Жажда крови заставила их безрассудно угодить в расставленный для них «мешок».
Позже лорд Антеш назовёт сражение «славным часом кумбраэльских лучников». И действительно, на это стоило посмотреть. Туча стрел затмила небо. Понять, куда они попадали, было невозможно – всё равно что пытаться разглядеть язычки пламени в плотном дыму. Рива выпустила шесть стрел с такой скоростью, что Аркен рядом с ней сморщился от боли, пытаясь от неё не отстать. Штурм захлебнулся. Ни один воларец не зашёл за второе кольцо. Антеш поднял руку, и стрелы перестали петь. Мостовую перед стеной покрывал ковёр тел, никто из врагов не смог подобраться ближе чем на двенадцать ярдов. Несколько выживших, стараясь держаться в тени домов, улепётывали вниз по улице. Ещё несколько, утыканные стрелами, будто ежи, ковыляли прочь, не заботясь о защите. Судя по невозмутимым лицам, это были варитаи.
Рива сама прикончила их, одного за другим. Когда упал последний, защитники издали жуткий вопль, переросший в долгий, исполненный ненависти рёв.
Передышки не было и ночью. Воларцы принялись обстреливать город горшками с маслом, вслед за которыми летели зажигательные стрелы. И вновь городские камни защитили людей, а если где и вспыхивали пожары, их быстро тушили. Камням огонь не страшен, чего нельзя было сказать о людях. К брату Гарину поступило несколько дюжин обожжённых. Рива отдала под госпиталь собор, и его скамьи, превращённые в койки, пополнялись все новыми ранеными. Возражать осмелился лишь один из епископов. Высохший старик, потрясая посохом в узловатой, дрожащей руке, наступал на Риву, бормоча слова из девятой книги: