– Лучников на такелаж! – приказал капитан. – Баллисты, товсь! Куритаев на бак!
За первым мельденейским кораблём появился второй, затем ещё два. Я искоса посмотрел на генерала и, к немалому своему изумлению, увидел лицо труса. Весь его громогласный кураж, всё показное самообладание сменились обильно текущим потом и несдерживаемой дрожью. Только тут я сообразил, что этот человек просто-напросто никогда не участвовал в настоящей битве. Он наблюдал за ними издали, посылал других на смерть, а сам всегда оставался в стороне. Я едва сдержал смех: трус он или нет, моя жизнь была в его руках.
Но если мне удалось сдержаться, то его жене – нет. Она развернула свиток, который я передал генералу этим утром, и от души хохотала, читая его. Лихорадочно блестящие глаза мужа уставились на неё.
– В чём дело? – вскинулся он. – Что так вас развеселило, моя любезная супруга?
– О, ничего! Просто радуюсь, что не зря потратила деньги. – Продолжая смеяться, она указала пальцем на вашего покорного слугу.
– Да ну? – Генерал злобно зыркнул на меня, и его бледная физиономия побагровела. – И в каком же смысле, хотелось бы знать?
– Позвольте мне зачитать последнее, по всей видимости, произведение нашего прославленного книгочея и поэта Вернье Алише Сомерена, озаглавленное «Торжественная ода к генералу Реклару Токреву. Подражание Кирвалю Дракену».
Она театрально откашлялась, едва удерживаясь от хихиканья, и с выражением начала декламировать:
– Замолчи, – тихо произнёс генерал, но она и не подумала останавливаться.
– Заткни свой поганый рот, паскуда! – Рванувшись к ней, он сбил Форнеллу с ног, а когда она попыталась подняться, ударил сапогом в живот. – Сколько же лет я вынужден был терпеть эту стерву! – Он снова пнул жену, корчащуюся на палубе. – Долгий век я провёл в твоей ядовитой компании, сердечко моё! – Ещё удар, и из её рта хлынула кровь. – А ведь уже после первой недели нашего супружества мне было ясно, что когда-нибудь я тебя убью…
Кинжал, который Форнелла бросила тогда в своей каюте, был коротким, но достаточно острым, он с лёгкостью вошёл в основание генеральского черепа. Генерал издал поразительно тонкий стон, напоминающий всхлип ребёнка, готового заплакать, а потом упал лицом вниз. Его нос отчётливо хрустнул, стукнувшись о доски. Впоследствии, друзья мои, я всегда испытывал сожаление, что его смерть оказалась столь короткой и он так и не узнал, кто нанёс ему смертельный удар. Как бы там ни было, мне хватило времени осознать тот факт, что немногие из нас оканчивают свою жизнь так, как того заслуживают.
Форнелла выплюнула на палубу красный сгусток. Судя по её безразличному взгляду, она уже смирилась со своей участью.
– Полагаю… – прохрипела она, – просить прощальный… поцелуй… не имеет смысла?
Заслышав позади топот, я обернулся. На меня неслись два куритая с мечами наголо. Первым моим побуждением было броситься к лееру и вручить свою судьбу воле волн, но я отказался от этой идеи, когда в обшивку за моей спиной впилась стрела, за которой тут же последовали другие. Не успел я нырнуть под стол, как оба куритая уже лежали на палубе, нашпигованные стрелами, как ежи. Форнелла испуганно охнула – стрела пригвоздила её юбку к палубе. Мне хотелось бы сказать, что мой последующий поступок был продиктован рыцарскими понятиями о чести или что мною двигала безоглядная отвага, когда я схватил её за руки и затащил под стол, в то время как стрелы дождём сыпались на нас… Увы, это была бы ложь. Я прекрасно понимал, что Форнелла будет полезным пленником, и надеялся, что мельденейцы по достоинству оценят мою услугу, спаси я ей жизнь.
Мы лежали, прижавшись друг к другу, а вокруг падали стрелы. Затем раздался свист и грохот чего-то тяжёлого, рухнувшего на палубу. Жарко пахнуло и завоняло дымом. Стук стрел и свист снарядов не утихали. Женщина прижималась ко мне, хотя какой защиты она от меня ждала, мне и сейчас неведомо. Внезапно палуба резко накренилась, и звуки летящих стрел сменились звоном стали. Рядом с нашим укрытием упал мёртвый раб-матрос, из раны на его горле хлестала кровь. Вскоре яростные крики сменились жалобными мольбами. И всё стихло.