– Я не нуждаюсь в твоей защите, женщина, – прорычал Альтурк, наклонив голову, его огромные кулаки вдавились в землю. – Неужели я должен терпеть ещё больший стыд?
– Он – предатель, – напомнила Лирна, обращаясь к Мастэку. – Воины только что объявили свой приговор. Его слова больше не значат ничего для лонакхим.
Мастэк медленно опустил свою дубинку, гнев всё ещё горел в его глазах, но поникшие плечи были более красноречивы – он испытывал облегчение.
– Чего же ты от нас хочешь?
– Отдайте его мне. Я отвезу его к Малессе. Только она сможет снять мой долг перед ним.
– А второго куда? – Мастэк ткнул дубинкой в сторону сына Альтурка.
Лирна посмотрела на молодого парня, на ненависть в его лице. Тот плюнул наземь и забился в своих верёвках, пытаясь подняться, но стоявшие рядом воины повалили его обратно на землю.
– Слабаки! – завопил он. – Мерим-герская сучка превратила вас всех в слабаков!
Лирна повернулась к Мастэку:
– Перед ним у меня нет долга.
Пока на его руки наматывали верёвку и привязывали к седлу пони Мастэка, он пел песню смерти. Повернувшись лицом к восходящему солнцу, обречённый сын Альтурка пел скорбную песнь на своём гортанном наречии. Большая часть древних слов была незнакома Лирне, но она уловила фразу «месть богов», повторившуюся несколько раз. Посреди пения он упал – Мастэк пустил пони галопом, волоча привязанного юношу за собой. За ними последовал остальной отряд, направляясь на юг. Давока сказала, что однажды была свидетельницей, как мужчина, приговорённый к такой казни, оставался живым целый день. Альтурк же молча смотрел вслед своим бывшим соплеменникам, пока те не скрылись из виду.
Лирна подошла с своему пони. Проверила копыта и принялась распутывать свалявшуюся гриву, когда внезапно почувствовала на себе взгляд Соллиса.
– Что-то хотите сказать, брат? – спросила она.
Лицо у него было, как всегда, непроницаемо, но в голосе прорезались новые нотки: привычный гнев сменился чем-то похожим на уважение:
– Я просто подумал, ваше высочество, что лонаки, возможно, правы и сейчас мы сопровождаем именно королеву. – Он поклонился и пошёл осматривать своего пони.
По мере того как они продвигались все дальше на север, горы вновь обступили их со всех сторон. Здесь пики были куда неприступнее, чем на Скелланском перевале, их вершины вечно скрывались за облаками. Тропинки, по которым ехали всадники, становились все уже, коварно змеясь по склонам. В первую ночь после битвы с сентарами они встали лагерем над обрывом глубиной футов в пятьсот, по прикидке Иверна. С наступлением ночи сверху опустилось влажное одеяло тумана.
Альтурк молча сел поодаль, почти на самом обрыве, не заботясь ни о еде, ни о тепле. Лирна направилась было к нему, но Давока выразительно покачала головой. Тогда она устроилась напротив Кираль. Давока усадила пленницу у небольшого костра, разведя его настолько далеко от остальных, насколько было возможно. Ноги ей связали, поскольку твёрдая земля не позволила вбить кол и привязать её. Она равнодушно взглянула на Лирну, продолжая неподвижно сидеть, привалившись к скале. Ни дать, ни взять – обычный заскучавший подросток.
– Болит? – спросила Лирна, показав на шрам.
– Я не говорю на твоём пёсьем языке, мерим-герская сучка, – огрызнулась Кираль.
«Да, не все уловки срабатывают», – грустно усмехнулась про себя Лирна.
– Рана, которую я тебе нанесла, – перешла она на лонакский. – Болит?
– Боль – извечный спутник воина, – пожала плечами девица.
Лирна покосилась на Давоку. Та напряжённо прислушивалась к их разговору.
– Моя подруга считает, что ты больше не её сестра, – продолжала она. – Думает, что её сестра была поглощена тобой – тем, что поселилось внутри, а той девочки, о которой она заботилась, больше нет.
– Моя сестра слепо предана Лже-Малессе. Она видит ложь там, где есть лишь правда, – по-прежнему равнодушно и безразлично произнесла Кираль, словно ребёнок, бубнящий «Катехизис Веры».
– И в чём же заключается твоя правда?
– Лже-Малесса вознамерилась умертвить дух лонакхим, чтобы боги отвернулись от нас, чтобы не было больше историй у костра и не звучали песни смерти. Сначала – мир с вами, а потом что? Мир с сеорда? Во что же мы превратимся? Будем ковыряться в земле, подобно твоему племени? Сделаем из наших женщин рабынь, как это заведено у вас? Станем, как вы, слугами мёртвых? – Тон её голоса оставался ровным, слова звучали без малейшего намёка на страсть.