— Скажите, пане, — с порога спросил Збышек. — По рождению твердыня ваша? Или еще как?
Горбун сверкнул на него неприятным взглядом и осклабился.
— А тебе что?
— Да, кажется, знавал мой хозяин, тех, кто прежде здесь жил. Говорит, из рода пана Герденя, его ещё на западе Кровяным или Кровавым величали.
Горбун бросил кости, проворчал недовольно — и лишь тогда ответил:
— Смотрят все хозяева твои на подземное солнце.
— Давно?
— Да я ж откуда знаю. Засечку, по‑твоему, ставлю всякий раз?
— А ежели поднатужиться?
— Тужиться в тайной комнате надобно. А не… — горбун не закончил и махнул рукой, бросая кости. — Верно, когда заговорили, что град на востоке возведут.
Збышек догадался, что речь идет об Орденском замке, который зим дюжину назад заложили где‑то на востоке от Необоримых гор. Каждая торговка говорила о том, когда маленький Збышек ходил с отцом на ярмарку. Зачем только ходил?
И что с отцом стало?
Збышек попытался припомнить, но разум, как обычно при мыслях о прошлых деньках да о родном крае, заволокла муть.
— Расскажите, пане, что помните? Век благодарен буду.
Заворчал Горемыка, закряхтел, но поведал, как пришли его люди из деревни к северу, в ту страшную годину, когда разверзлась твердь, и жидкий огонь тек по склонам, и над Необоримым горами несколько седмиц стояли тучи дыма.
— Жил тут старик один. Никого у него не осталось, кроме пары слуг да пары монет в сундуках. Приютил он нас.
— Кто? — подал голос Ольгерд и шагнул через порог кухни, так что от неосторожного движения свет очага озарил пустоту его безличья. К счастью, никто этого не заметил. — Как его звали?
— То лишь Владыке гор ведомо. Да, тем же летом Владыка и забрал его, и снесли мы тело в могильник. Никто о старике том до вас не спрашивал.
Больше ничего они от Горемыки не добились и попросили только, чтобы показал им дорогу к могильнику.
Тот находился за стенами твердыни — в конце засыпанной снегом тропы, что вела к поляне над обрывом. Крохотные снежинки кружились в ночном воздухе и медленно падали вниз, холодили лицо Збышека. Тут и там высились курганы из камней, а у самого края дремала круглая постройка — не то усыпальница, не то часовня. Стены покрывали барельефы из человеческих фигур: с копытами и рожками, с флейтами и посохами, на колесницах и крылатых конях. Над входом еще виднелась полустертая надпись на кесарийском.
— Ты разумеешь, что тут начертано? — спросил Збышек и пошевелил губами, точно пробовал буквы на вкус. — И ваши, вроде, буквы, а… голову сломаешь.
— «Здесь нашел приют Лугвен, сын Герденя, последний из… из великих, и дети его, и дети детей его, и дети их детей. Почти их память, странник, и да пребудет с тобой дикое воинство», — прочитал Ольгерд и, казалось, с каждым словом в его голосе прибавляется отвращения и презрения к мертвым потомкам недруга.
У Збышека заныло сердце от неприятного предчувствия. Он осенил себя святым колесом и осторожно направился внутрь.
Бледный свет звезд лился из окошек под крышей. Смутно выделялись статуи внутри: старик на каменном троне, будто уснувший после плотного обеда, рыцари вокруг. Затянутые паутиной, усыпанные снегом — они словно ждали своего часа, чтобы в тяжелую минуту вновь подняться на последний бой.
— Что за «дикое» это воинство? — спросил Збышек.
— Он был самый молодой из них.
— А?
Ольгерд молчал, и Збышек догадался, что рыцарь не отвечал на его вопрос, а говорил о чем‑то своём. И, как всегда в такие мгновения, почудилось, что где‑то давно‑давно захлопали стяги на ветру, забряцали доспехи, заржали кони.
— Гердень. Он был самый молодой… — начал рыцарь, но снова не договорил. Збышек так и не дождался продолжения и, разорвав тяжи паутины, осторожно приблизился к трону. В нижней части постамента виднелись ступеньки, уводящие куда‑то вглубь, в скалу — видно, там и погребали тела в каменных нишах.
— Что это в его руке? — Збышек потянулся к статуе старика, и прежде, чем Ольгерд успел остановить его, вытащил плоский предмет.
— Збышек! — глухо начал Ольгерд. — Я не посмотрю, что ты спас меня от вековой муки, если ты при свете дня посмеешь обокрасть могилу. Хоть бы и лежали там мои враги. Да хоть бы сто язычников и все их истуканы там лежали!
Збышек растерянно оглянулся и потер предмет. Тот блеснул отраженным светом.
— Что ты, белены объелся? Я положу обратно. Я только не понимаю, зачем Лугвену твоему эта штука. Он же не девица. Меч бы держал…
— Збышек!
— Или скипетр. Корону какую‑никакую, на худой конец…