На среднем ряду за крайним местом вразвалочку сидел Егор Кирсанов и со скучающим лицом смотрел в альвафон.
Так мы в одной группе? Настоящий подарок судьбы, не иначе.
— Весело, — я натянул ехидную улыбку и пошел к нему. Но не прошел и половины аудитории, как раздался пронзительный перезвон мелодии альвафона.
— Да? — гаркнул Егор, — Да блин… сейчас.
Он поднялся и, не заметив меня, вышел из класса.
Чудненько. Я с усмешкой подошел к месту, где он сидел, и кивнул девушке с соседнего ряда.
— Здесь же не занято?
Под обалдевшими взглядами соседей, я сдвинул в сторону его учебник и тетрадь для заметок, небрежно брошенные на край стола. Туда же отправилась и блестящая кожаная сумка пижона. Закончив с перестановкой, аккуратно вытащил свои вещи к первому занятию и расслабленно откинулся на спинку скамьи.
Не прошло и пяти минут, как Егор вернулся — и в недоумении уставился на меня.
— Это мое место, урод.
Я невозмутимо посмотрел на него.
— Разве на нём написано?
— Здесь лежали мои вещи, — Кирсанов скривился, пытаясь скрыть свое негодование. «Золотой мальчик» явно не привык получать отпор.
Ну-ну, то ли ещё будет, дружок. У меня на тебя большие планы.
— Вот же они, — я дружелюбно кивнул на его сумку.
— Я сказал — убирайся нахрен отсюда.
— А если не уберусь, то что? — я недобро сверкнул глазами. — Пожалуешься старосте? Кстати, это её ты утром толкнул, девчонка сейчас в медпункте. Лучше иди и извинись перед ней.
Я почувствовал, как на нас устремляются взгляды всех ребят в группе. Разговоры стихли, даже успевшие сбиться в стайку девушки из обеспеченных семей повернулись с первого ряда и внимательно смотрели на нас.
Будущее группы зависело от исхода этой перепалки, это понимали все. И особенно — Егор. Как человек, решивший диктовать свою волю другим, он понимал: даст заднюю сейчас — и считаться с ним больше никто не будет, будь он хоть цесаревич.
— А иначе я размажу тебя по всем стенам, и мне плевать, кому ты побежишь жаловаться, безродный ублюдок. — он оскалился, зыркая на остальных, и сгреб меня за грудки, поднимая с места.
Ой зря.
Силищи в нем было достаточно, чтобы поднять меня, но и на такого лба можно найти управу. Едва он выпрямился, я провел руки между его локтей и коротким движением вывел суставы здоровяка на излом.
Застонав от боли, он ослабил хватку. Я без труда стряхнул его руки и вцепился в ухо с блестящим частоколом пирсинга.
— Жаловаться на такого придурка — ниже чести дворянина, — тремя пальцами я выкрутил его ухо так, что острые иглы пирсинга ощутимо впились в кожу. Здоровяк застонал и согнулся в три погибели. Улыбнувшись застывшим в ужасе сверстникам, я практически под ручку спустил Егора к кафедре и, выпустив ухо, коротким пинком под зад отправил на пол.
Первые ряды дружно охнули.
Довольно технично кувыркнувшись, он тут же вскочил на ноги и принял боевую стойку. Я с трудом сдержал уважительный кивок, глядя на его движения. Даа, он явно был не дурак в боевых искусствах. Впрочем, таким должен быть любой дворянин.
— Мальчики, пожалуйста, не ругайтесь! — не выдержала стоявшая у доски тихая девчонка в толстых очках. На дворянку не похожа, так что едва к ней обернулись несколько учеников, она опустила глаза и отвернулась обратно к доске.
Кирсанов же и бровью не повел. Продолжал пялиться на меня так, словно дыру хотел прожечь.
— Из какого ты рода, свинья? — прорычал он, до скрипа сжимая кулаки.
— Вайнер, — в гробовой тишине ответил я.
Трое девиц на первом ряду напряженно переглянулись. Парень, сидевший за ними, напряженно кашлянул, кто-то поднялся с места, явно намереваясь вмешаться.
Мне уже было понятно, какой будет реакция ребят. И неотрывно смотрел только на Кирсанова.
Он разжал кулаки и, обнажив крупные зубы, засмеялся.
— Вайнер! И это ты распинаешься тут о чести? Нищеброд и предатель, ты совсем свихнулся? Не, вы видели этого урода? Сын изменника будет мне рассказывать о чести!
Кто-то из одногруппников облегченно выдохнул, парочка даже засмеялась вместе с Кирсановым. Я с улыбкой обвел взглядом аудиторию.
Терпение, Ярослав, этот придурок уже почти на крючке. Пусть раздухарится посильнее. Нужно только забить очередной гвоздь в его самолюбие.
— Для дворянина ты слишком много болтаешь, — я хищно улыбнулся в ответ. — Ни дисциплины, ни мозгов. Такие, как ты, только на людях храбрятся, а на деле — ты очередной мамкин сосунок.
Кирсанов изменился в лице. Лицо побледнело, на глазах расцветая багровыми пятнами злости. Яростно раздув ноздри, он навел на меня напряженный палец и процедил, чеканя слова.