Когда август приблизился к своей середине, вся трава в степи была уже вытоптана и съедена под корень, а жаркое солнце довершило дело, превратив междуречье в пустыню. Лошадей кормить было нечем, речи же военачальников и священников, обещавших скорое избавление, уже не вдохновляли воинов. Предчувствуя недоброе и используя пока еще послушную армию, командующие, под предлогом улучшения сохранности, велели все оружие, особенно дальнобойное, вместе с боеприпасами перенести в крепость, оставив при воинах только мечи и щиты.
Ожидая массовый падеж среди лошадей от голода, начали забивать животных на мясо, но слишком много было этих бедных безобидных божьих тварей и к середине сентября к трупам людей прибавились трупы сотен тысяч лошадей, похожих на обтянутые кожей скелеты и покрытые шевелящимся слоем жуков-трупоедов, размножившихся в изобилии на трупах крестьян. Новый источник пищи появился у "преображенных", хотя и не такой лакомый, как любимая ими человечина.
Воины Христа поняли какую опасность представляют для них "преображенные" только тогда, когда число убитых сумеречными охотниками перевалило за пятьдесят тысяч, поэтому первую попытку уничтожить их они предприняли, имея в своем распоряжении сильно ослабленных голодом лошадей, которые уже не могли догнать резвых тварей. Осторожные порождения человеческого безумия были менее подвержены страху, излучаемому "полосой смерти", и быстро скрывались от преследования в норах, вырытых ими там, откуда обычного человека страх гнал прочь.За несколько облав было убито менее тысячи самых слабых исчадий зла, тогда как общее число их перевалило за три тысячи. Они, звериным чутьем чувствуя ловушки, умело избегали их и, обходя ряды ловцов, нападали на обозных, уничтожая их десятками тысяч и унося сразу часть жертв в свои логова.
Наступил октябрь. Большая часть заготовленной конины протухла, а все имущество обоза было разобрано на дрова и уже частично пущено в дело. Даже древки копий, луки, арбалеты и те пошли под слом. Начиная с конца августа, ночи стали холодные и крестоносцы, согреваясь по ночам возле огня, хлебали жижу, приготовленную из тухлого мяса. Без костров уже было просто не обойтись, потому как огонь отпугивал бродящие по ночам стаи "преображенных". Чтобы хоть как-то уберечь себя от них, днем живые собирали мертвых, каждый день во множестве появлявшихся в стане армии, и разбрасывали тела на удалении от стоянок, подкармливая падальщиков мертвой плотью. Насытившись, людоеды уползали в норы, оставляя в покое живых. Эх, еще один день прожит...
От трех миллионов завоевателей осталось менее пятисот тысяч, часть из которых превратилась в мерзких сумеречных тварей, часть, числом в десять тысяч швейцарских наемников и сотни с лишним военачальников со слугами, заперлась наглухо в крепости, а остальные продолжали умирать от болезней, отравленной трупным ядом воды, тухлой еды, от одного запаха которой нормального человека вывернуло бы наизнанку.
Запасы конины заканчивались и как-то ночью из крепости вышел в полном составе отряд швейцарцев, направляясь к складам с продовольствием и дровами. Сами склады были вырыты в земле еще в начале августа. Швейцарцы связали охрану и забрали все оставшееся мясо, пригодное в пищу, оставив только вонючую гниль, расползавшуюся в руках. Кроме этого они основательно уменьшили складские запасы дров, перенеся значительную их часть в крепость.
На следующее утро, обнаружив связанных охранников и обворованные склады, возмущенные непотребным поступком начальства крестоносцы взбунтовались, найдя наконец для себя виновников всех бед, постигших их, в лице военачальников. Все, как один, воины Христа пошли на штурм крепости. Бескрайнее море вооруженных и озлобленных людей плотным кольцом окружило цитадель. Они бросались на стены, карабкаясь по подставленным спинам и плечам, намереваясь, взобравшись наверх, проникнуть во двор, открыть ворота и затем уничтожить источник несчастий, приведший их в эти проклятые места на погибель. Их встретил залп орудий, размещенных на стенах, стрелы и пики сытых и не потерявших силу охранников крепости, надежно укрытых за каменными стенами высотой в четыре сажени и непробиваемыми железными воротами. Обезумевшая толпа, в которую превратилась некогда организованная и дисциплинированная армия, накатывала и накатывала на стены крепости, оставляя под ними кучи трупов. Лишь через сутки они поняли бесполезность своих потуг и смирились на время, вернувшись в степь, изрытую землянками, которые они стали копать не так давно, готовясь к холодам.