— Вас не поймёшь. То — хрен знает, сколько, то про девичью честь… Вы, это. Может, просто стесняетесь? Давно, наверное, не возвращались… так сказать, в прежнюю форму. Оно там, может, за века слежалось, или ещё чего? Так это вы не волнуйтесь. Кощею волю дай — он вас в любом виде отлюбит, у него тысячу лет женщин вообще не было. А я отвернуться могу, мне не сложно. Да и в целом — не сказать, что впечатлительный.
— Это ты что сейчас такое сказал? — изумилась лесовичка. — Это ты думаешь, что я некрасивая, что ли⁈
Она выпрямилась. Повела плечами, встряхнула головой. И тут же на моих глазах сухонькая старушка как будто начала расти. А вместе с тем менялись её лицо и тело.
Разгладились морщины, налились румянцем полные губы, сверкнули зеленью глаза. По плечам рассыпались густые тёмно-рыжие волосы. Расширились бёдра, поднялась грудь, уточнилась талия. Из одежды на роскошной девушке осталось несколько сухих листочков, целомудренно приклеившихся к самым интересным местам.
Трансформация закончилась. Кощеева башка от восхищения потеряла дар речи.
Я пробормотал:
— Офигеть… Не, ну как мужик мужика — я тебя понимаю. Такую и сам бы не забыл.
Чутким ухом своим я уловил откуда-то снизу, из недр дома грохот. На него наложились встревоженные голоса.
Извинившись, я вышел из башни и спустился по ступенькам.
— Что тут такое?
— Да там, барин, с запертого крыла что-то ломится, — сказал Данила с топором.
— Вона чё эрекция животворящая делает… Ладно, сейчас разберусь. Вы, никто не лезьте. Там дело особое.
Спровадив таким образом Данилу, я вышел на улицу, миновал свой морок и проник на запертую территорию. Здесь удары раздавались громче. Само собой.
Тело Кощея стояло на коленях возле подвальной двери и долбилось в неё всем телом. Когда я открыл, оно от неожиданности упало на пол.
— Я уж и подзабыл, какой ты здоровенный, — задумчиво изрёк я, глядя, как эта хреновина поднимается на ноги. — Да уж… А что если ты, мил человек, мне звездишь? Я тебя соберу воедино, а ты мне тут экстерминатус устроишь, потом в загробный мир вернёшься, и повторится всё как встарь? Ночь, ледяная рябь канала, аптека и далее по списку?..
Тело Кощея вновь встало на колени. Если раньше в этом была объективная необходимость — оно просто не помещалось в подвале в полный рост, — то теперь конкретно умоляло. Хотя даже без башки было чуть выше меня.
— Да я не возбуждаюсь, когда передо мной на коленях стоят. Мне, Кощей, доводы нужны. Гарантии.
— Какие ещё тебе гарантии? — послышался вдруг грустный голос.
Я обернулся, увидел Лесовичку. Она стояла поодаль, на этот раз одетая. В свой излюбленный прикид. Листья, травы, ветки, ягоды.
— Вы это о чём? — вежливо спросил я.
— Сам царь загробного мира перед тобой на колени встал. И я тому — свидетельница.
— Это разве гарантия? Да он вас же первую прикончит, как свидетельницу, и дело с концом.
Лесовичка покачала головой.
— Не знал ты Славомыса.
— Бог миловал.
— Не таким он был, чтобы на колени встать, а потом предать. Трудно его было заставить колени преклонить, но если уж признал кого над собой — так тому и быть, значит.
— А девушек невинных Славомыс раньше похищал?
Вздохнула Леська.
— И то правда, Владимир. Изменился он, сильно. Можешь ему поверить, а можешь не верить. Что до меня — я не знаю, хочу ли видеть его прежнего. Прими сам решение. За всех.
Ну, блин. Легко сказать!
Давай-ка начнём с того, что я и тебе не сказать, чтобы прям доверяю. Да, ты нам с Захаром помогла, потом мы тебя выручили, ты мне подгон хороший сделала. Потом опять же Захара с деревенскими приютила, согрела-обсушила. Дальше мы твои проблемы порешали. Ну, прямо скажем, хоть количественно ты нам больше помогала, чем мы тебе, однако рисковали и напрягались сильнее мы. Шутка ли — целого лешего забить! Не, ну то есть сейчас, конечно, шутка — так, размяться поутру. А тогда нифига не смешно было. Десятком стояли, чуть все не полегли. Так что профита с нас ты больше получила, чем мы с тебя. И в серьёзном деле я тебя не проверял ни разу. В окопе одной ложкой на двоих из котелка не хлебали…
Я думал, Лесьяра ждала. Тело Кощея стояло на коленях, молитвенно сложив перед грудью костяные руки. Я поморщился. Ладно… Хрен с ним, я сегодня фаталист. Меры предосторожности, конечно, приму, но в целом — пускай.
Я сидел в столовой один и пил чай. В доме было тихо. Ни одной, можно сказать, живой души, если не считать живой душой Лесьяру. Всех домашних я загнал в яйцо. Настроил перемещение на двор своего оплота и дал наказ в случае чего нажать определённую кнопочку. За кнопочку отвечал Тихоныч, как самый рассудительный.