Третий дух, соответствующий желтовато-зеленому потоку, следил за малым, а не за великим: предметом его созерцания многие тысячи лет был один-единственный цветок, растущий в пространстве сновидений. Однако его созерцание было столь тонким и изощренным, что в этом цветке для него отображалась вся Сальбрава со всеми Сферами ее миров; и в капле росы на листке воображаемого цветка он разглядел тьму, надвигающуюся на замок Гхадаби — тьму, которую они так долго ждали.
Затем перемены ощутили первый, второй, пятый и шестой духи — каждый по-своему. С какого-то момента перемены стали заметны и для обычных обитателей этого мира: лиловые небеса Когхагидобона темнели и наполнялись мечущимися тенями; подули ветра, убивающие и извращающие все живое. Буря из теней двигалась с запада на восток, и когда она подошла к пустому пространству вблизи замка, то ядовитые испарения Гниющей Бездны слились с ней и, казалось, еще больше усилили ее.
— Вот и все, — сказал первый, наблюдая за этой картиной. — Она уже здесь.
— Не она, — возразил пятый. — Теперь это он.
— Как такое может быть?
— Боги двуполы, — объяснил третий. — Прежде ее женская часть была выражена сильнее, теперь более выражена мужская.
— Его сила влияет не только на то, что мы видели, но и на нас самих. — Сказал четвертый. — Даже сейчас, когда он еще далеко, я чувствую себя иначе. Мой ум стал яснее, а зрение четче.
— Он близко, — вновь возразил пятый.
Духи смотрели, как буря, протянувшаяся с запада на восток, коснулась замка и, словно дым, стала втягиваться в его стены и башни. Чары, окружавшие постройку, должны были препятствовать любому проникновению извне — но вместо этого они свободно пропускали внутрь ту силу, которой была наполнена буря.
— Почему мы были оставлены? — Спросил шестой дух. — Раз конец близок, я хочу это знать.
— Я не знаю. — Ответил первый.
Остальные также сказали, что не представляют, с какими целями и для чего это было сделано.
— Мы важны для него, — сказал седьмой. — И этого достаточно.
— Он не видит нас и не помнит, — вновь возразил пятый. — Как же мы можем представлять для него ценность?
— Верно и то, и другое, — произнес третий. — Он не помнит, но мы важны. Он еще не знает, в чем наша ценность, но когда он спустится сюда, то поймет.
— Откуда ты это знаешь? — Спросил шестой.
— Мы все помним разное, представляя собой различные аспекты сущности, которая прежде была единой. Я уверен в том, что сказал, но ты наверняка знаешь нечто такое, что мне неведомо.
— Для чего же мы были разделены? — Спросил четвертый.
— Это другой способ спросить о цели нашего существования, — произнес седьмой. — А нам ее знать не нужно. Знание об этой цели не напрасно разделено между нами; все обретет смысл, когда мы соединимся вновь. Торопить события не следует.
Бесстрастно духи наблюдали за тем, что происходит наверху. А наверху бушевал хаос: бессмертный страж вступил в сражение с тенями, проникшими в замок. Ни демон, представлявший собой ожившую и бесформенную пустоту, ни тени, бывшие частями одной соборной сущности, не имели четких размеров и форм. Их битва шла сразу по всему надземному пространству замка, во всех башнях и залах. Поначалу казалось, что демон одерживает верх: он пожирал тени, оставаясь неуязвимым к их собственным попыткам воздействовать на него. Но буря продолжала вливаться в Гхадаби и тени появлялись вновь, проникая с каждым разом все глубже и глубже. Теперь они появлялись уже не только на верхних уровнях замка, но и на средних, и демону пустоты приходилось действовать все активнее, чтобы успеть везде.
— Разве так должно быть? — Спросил первый. — Он сам оставил демона здесь. Почему демон не служит ему так же, как служит замок и Гниющая Бездна?
— Может быть, мы ошиблись? — Задумчиво произнес второй. — Может быть, пришел не тот, кого мы ждем, а кто-то похожий на него?
— У демона нет хозяина, — сказал шестой. — Он нападет на любого. Я помню, как создавался этот демон и знаю его уязвимые места.
— А я знаю, что памяти наш господин лишил себя не зря. — Отрезал седьмой. — Демон связан с замком, а господин не должен помнить ничего, что связано с ним.
— Тогда, может быть, стоит подать ему знак? — Обеспокоился шестой. — Как-нибудь сообщить о том, каким способом можно одолеть стража?
— Нет! — Седьмой и третий произнесли это одновременно. Затем седьмой замолчал, и далее говорил только третий:
— Если это он, то справится сам. Найдет способ. Если же это не он, а кто-то другой в его личине — то страж здесь был поставлен не напрасно.
Духи смотрели на разворачивающееся сражение. Теперь оно охватило и большую часть средних уровней замка. Звучала Истинная Речь, но и ее власти не хватало для того, чтобы смирить пустотного демона. Но, по крайней мере, тени теперь гибли реже: пришелец, пусть не всегда и не полностью, за счет Истинных Имен мог сдерживать силу демона или уклоняться от его прямых ударов.
— Единственный способ победить — это… — Начал было шестой, но седьмой рявкнул:
— Молчать!
И подсказка, которую мог бы услышать пришелец, осталась непроизнесенной.
Тем временем, часть башен наверху рухнула, удивительные лаборатории оказались разрушены.
— Думаю, есть и другой способ, — задумчиво проговорил четвертый. — По крайней мере, я знаю один. А раз мы помним разное, то, вероятно, это какой-то другой способ, а не тот, что помнишь ты.
— Возможно.
— Я помню несколько неправильных способов, — похвастался пятый.
— Демон может существовать только в особой среде, которая создана в нашем замке. — Заметил второй. — Почему бы просто не разрушить ее?
— Это и есть один из неправильных способов. Если так сделать, распространение пустоты, из которой состоит демон, станет взрывообразным. Да, в итоге демон исчезнет, но вместе с ним исчезнет и вся Сфера, весь Когхагидобон, не говоря уже о Гхадаби.
Сражение завершилось столь же внезапно, как и началось. Поле замка исказилось, сжалось и часть его словно втекла во врата в иной мир, что располагались на вершине одной из семи башен. Врата закрылись, на той стороне поле замка распалось, не имея более возможности сущестовать в прежнем виде. Духи Гхадаби в медитативном созецании бесстрастно наблюдали, как оправдываются слова пятого: далекая Сфера, куда вместе с большей частью энергии замка был выброшен пустотный демон, стремительно вспухает и разрушается, превращаясь в рой обломков, кружащихся между многочисленными мирами Сальбравы.
— Это не тот способ, который я помню, — сказал четвертый.
— И не тот, который помню я, — откликнулся шестой.
— Но и этот неплох.
— На мой вкус, слишком грубый.
— Это все из-за вашей подсказки, — процедил седьмой. — Он услышал ее и использовал в своих целях. И как мы теперь можем быть уверены, что это именно он, а не кто-то другой?
— Мне кажется, он был слишком занят, чтобы кого-то слышать… — Виновато промямлил пятый.
— Он бог. У него множество обликов и тел. Одной своей частью он мог сражаться, другой — слышать нас, третьей — заниматься другими делами в иных мирах, а четвертой — отвечать на молитвы демонов и смертных. Вы глупцы.
Семеро хранителей Гхадаби смотрели, как теневые ветра проникают на средние уровни замка (верхние в ходе битвы были разрушены полностью), соединяются и обретают форму немолодого темноволосого человека — с белой кожей, тронутой гниением, с темными прожилками вен, с губами, искривленными злой усмешкой. Несколько видоизменений — кхаду… кадет… теневой демон… многоголовая змея… и снова человек. Человек огляделся по сторонам и стал спускаться вниз. Он мог бы стать потоком теней и добраться до нижних уровней очень быстро, но он не торопился. Кажется, он пытался что-то вспомнить — и не мог, и это беспокоило его. Тени танцевали вокруг него — неразличимые во тьме для обычного взгляда, но вполне явные для того, кто мог видеть в темноте. Ядовитая аура, окружавшая человека, сделалась столь плотной и концентрированной, что ему не приходилось открывать двери — они истлевали, когда пришелец подходил к ним. Задержись он на каком-либо месте надолго, вероятно, аура прожгла бы дыру даже в каменном полу, но он, хотя и не спешил, не останавливался.