Да кто, в конце концов, знает? Майкл нажал кнопку на пульте, переключив канал, но на экране ничего не изменилось. Он обхватил голову руками. Это было все, что он мог сделать, чтобы не заснуть, но ему нужно было многое обдумать. Ничто не говорило о том, что в эту игру играет еще кто-либо кроме него и, может быть, Исмаила. Но что это за игра? Пророк спас мир — по крайней мере в этом его варианте — и отвел в нем Майклу вполне пристойное место. Внезапный прилив пострадавших в пункте экстренной помощи случился потому, что Майкл этого захотел. Да нет, даже не так. Это могло быть очередным испытанием, издевательским наваждением, перчаткой, брошенной ему его противником, — или ничем из перечисленного.
Решение вряд ли было простым, и найти его Майклу нужно было самостоятельно.
Должно быть, он задремал. Очнувшись, он увидел, что негритянка ушла, а телевизор шипел и показывал контрольную таблицу. Четыре утра. Он поднялся, превозмогая боль в спине, и спустился на лифте вниз. На посту медсестер кипой лежали истории болезней. Число ожидающих приема ничуть не уменьшилось. Зевая и ни с кем не заговаривая, Майкл расписался в книге ухода, затем двинулся на выход, петляя между пострадавшими, которые из-за недостатка сидений ждали своей очереди стоя.
— Прошу прощения, доктор. Подождите.
Обернувшись, он увидел медсестру, тычущую ему под нос журнал.
— Извините, но, может, вы сможете принять еще и эту?
Майкл кивнул, протирая глаза от сна.
— Ладно, идемте.
Люди нехотя уступали ему дорогу, пришлось чуть ли не проталкиваться. Он глянул в карточку, подумав, что его пациентка, очередная пострадавшая от огнестрельного ранения, должно быть, лежит на тележке где-нибудь в глубине коридора. Ее там не оказалось, и он удивился, увидев, что сигнальная лампочка над дверьми второго травматологического блока не горит, что означало, что там никого нет. Майкл толкнул дверь.
Пострадавшая была пожилой женщиной, впрочем, разглядеть ее Майкл мог с трудом. Две склонившиеся над ней медсестры пытались удержать ее в кресле-каталке, закрыв ее своими спинами. Женщина кричала, пожалуй, чересчур громко для человека с пулей внутри.
— Отпустите меня! Вы не знаете, с кем вы имеете дело!
— Успокойтесь. Успокойтесь, не то нам придется позвать еще кого-нибудь, — сказала одна из сестер, судя по всему уставшая и озлобленная.
— Попробовали бы позвать настоящего доктора, хотя бы для разнообразия! — кричала женщина. — Девочки, вы ж ничегошеньки не умеете.
Медсестры увидели Майкла.
— Доктор, мы уже сыты этим по горло…
— Да я вижу, — сказал Майкл. Он подошел к креслу старухи. — Мэм, если вы не подпустите нас к себе, нам придется вас связать.
Ему самому было невдомек, почему он сказал это, в то время как все, чего ему хотелось, — это от души расхохотаться.
Старуха раздраженно запрокинула голову, повернув к нему морщинистое, землистого цвета лицо.
— Вы думаете, что сможете втроем меня связать? Ну-ка попробуйте!
— Доктор, можно позвонить психиатрам. Я знаю, они сейчас загружены, но…
Майкл, разглядывавший карточку, покачал головой.
— Не думаю, что миссис… э-э… — Тейтельбаум, да? — хочется именно этого.
В ответ старуха вырвала из своей руки иглу капельницы и отшвырнула стойку прочь. Трубки оборвались, пакет с физраствором шмякнулся на пол. Сестры готовы были снова налететь на нее, но Майкл жестом остановил их.
— Идите-ка и принесите ремни, да заодно и шприц, — сказал он. — Простите, миссис Тейтельбаум, но нам придется вас обездвижить.
Медсестры застыли с отвисшими челюстями. Уйти они согласились лишь после долгих уговоров. Когда же они вышли, Майкл откинулся спиной к стене и скрестил руки на груди.
— Ну и долго вы собирались продолжать это представление? — иронично спросил он.
— Ха! — презрительно хмыкнула Рахиль, безразлично пожав плечами. — Пожилая женщина уже не может выйти за рыбкой и булочкой без того, чтобы какой-то подонок ее подстрелил?
— Только не говорите мне, что вы действительно ранены, — сказал Майкл.
— Я скажу только, что ты не особенно-то рад меня видеть. — Рахиль изобразила на лице удрученность, затем зевнула и потянулась, вставая с кресла. — Мама говорила мне, что у меня талант и мне нужно идти в актрисы. Но порядочные девушки так не поступают, то есть тогда не поступали.
— В свое время вы были порядочной девушкой?
— Не умничай мне тут.
Всего миг спустя от раздраженной — и плохо сыгранной — миссис Тейтельбаум не осталось и следа.
— Итак, мейн кинд, на чем мы с тобой остановились?
— Насколько мне помнится, остановились мы на той милой сцене, когда вы провалились сквозь землю, — сказал Майкл. Несмотря на невозмутимый тон, он чувствовал себя куда более пораженным, чем это показывал.
— Да, это была та еще сцена, я бы сказала, — отозвалась Рахиль с ноткой удовлетворенности в голосе. — Все эти штуки, через которые ты заставил меня пройти.
Майкл уже знал достаточно, чтоб не спорить.
— Вся ваша роль в моей мелодраме, а?
— Наша цель — доставлять удовольствие. В сравнении с иными прочими ты не так уж плох. А меня ты можешь считать ангелом. Мне приходилось стоять кое над кем у смертного ложа. Это давало им повод думать, что они любимы.
— Что на самом деле было не так? — спросил Майкл.
— Нет, что ты, конечно нет, но низкая самооценка продлевает агонию. Что ты можешь сделать?
Они сидели теперь бок о бок у осмотрового стола в центре комнаты.
— Сколько у нас есть времени? — спросил Майкл. — Я имею в виду, пока они не вернутся со смирительной рубашкой.
— Как раз время сейчас далеко не главная наша забота.
Несмотря на легкомысленный тон Рахили, Майкл почувствовал, как в нем нарастает напряжение.
— Брось, — сказала Рахиль, заметив это. — Что я еще хочу тебе сказать: мне придется открыть у себя кровотечение. Более того, у меня будет ребенок.
Майкл не смог сдержать хохота.
— Так, значит, мое послание кто-то получил?
— Твое послание получили все, — поправила его Рахиль. — Все в порядке, тут ты ничего не мог поделать. — Ее игривость, казалось, постепенно сменялась задумчивостью. — Как тебе понравилось место, в котором ты очутился, а? — спросила она.
— Чему же здесь не нравиться?
— Перестань ерничать. Я тебя о серьезных вещах спрашиваю.
Майкл покачал головой.
— Поначалу все было донельзя запутанно. Я привык думать об Исмаиле как о враге. Но ведь не могу же я винить его за то, что он порушил автостоянку и учредил рай.
— Еще как можешь. Ты ведь несчастлив здесь, правда? — резко спросила Рахиль. Отвечать Майклу не было нужды. — То-то и оно, — с торжествующей ноткой сказала она. — Что это за место? Оно красивое, хорошее, чистое, ну и что дальше? Да и окажись я, скажем, в Филадельфии, там было бы то же самое.
Похоже, ей было не под силу полностью выйти из своей роли. Какое-то время оба они молчали.
— Ты действительно хочешь, чтобы я рассказала, что во всем этом не так? — спросила она почти ворчливо. Майкл кивнул.
— Основная твоя ошибка, — начала Рахиль, — состоит в том, что ты хочешь быть добрым. Не то чтобы я тебя в этом винила; большинство людей как минимум поддаются соблазну. А из всех соблазнов добро — наихудший. Не перебивай, пожалуйста, — жестом остановила она Майкла. — Я предпочитаю такой стиль беседы. Спросишь, что плохого в том, чтобы быть добрым? Это не по-человечески. Вот ответ. Я могла бы ответить тебе и более пространно, могла бы отправить тебя на седьмое небо и вернуть обратно, но к чему такие сложности? Это неблизкий путь, а когда ты вернешься назад, ответ все равно будет тем же.
— Не по-человечески? — не сдержался Майкл.