Джон Уэст и привлекал и отталкивал Нелли. Временами ей казалось, что он именно тот возлюбленный, о котором она всегда мечтала; а иногда он ей внушал какой-то смутный страх. И предстоящее свидание пугало ее. Конечно, она поступила дурно, скрыв от матери, что сегодня вечером придет Джон Уэст.
Она чувствовала, что за его робостью таится непреодолимая сила. Сегодня он скажет ей о своей любви! И не так, как говорил его единственный предшественник, желания которого ограничивались братским поцелуем на прощание.
Нелли ждала, обуреваемая то радостью, то страхом и сомнениями. Когда щелкнула калитка, сердце у нее замерло. Послышались шаги, затем уверенный стук. Нелли открыла дверь.
— Добрый вечер, мистер Уэст, — пролепетала она.
— Добрый вечер, — ответил он, снимая котелок.
Она посторонилась, и Джон вошел в комнату.
— Садитесь, пожалуйста, — еле слышно проговорила она.
Он положил шляпу на стол и сел, не спуская с нее глаз.
Потом вынул кошелек, достал соверен и сказал:
— Вот плата за помещение.
Нелли взяла монету, положила ее на полку, потом села напротив него у камина. Она принялась было за шитье, но руки у нее так дрожали, что она больно укололась.
— Ой, — невольно вскрикнула она, разглядывая палец, на котором показалась капля крови.
Джон Уэст проворно пододвинулся к ней, держа в руках белоснежный носовой платок.
— Позвольте мне… — сказал он.
Он взял ее за руку и стал прижимать платок к крошечной ранке. Искушение оказалось слишком сильным; он вмиг поборол остаток робости и, уронив платок на пол, схватил Нелли за плечи и поцеловал прямо в губы.
Она пыталась вырваться. Но сердце у нее колотилось, дыхание перехватило, и она невольно поддалась его порыву.
Наконец она отстранила его и поднялась со стула.
— Нет, нет, мистер Уэст, мы…
— Для вас я не мистер Уэст. Зовите меня Джон. Нелли, я люблю вас.
Он снова сжал ее в объятиях, ища губами ее губ. Сначала она отворачивалась, потом вся обмякла и перестала сопротивляться. Он целовал ее щеки, глаза, шею. Долго сдерживаемая страсть ударила ему в голову, и он осмелел.
— Нет, нет, Джон! — сказала она, выпрямляясь.
Он опять прильнул к ее губам, и она, в самозабвении, отвечала на его поцелуи. Им овладело всепоглощающее чувство любви, страсти, могущества и силы.
— Не надо, Джон, — прошептала она, когда он наконец выпустил ее из своих объятий.
Он взял ее лицо в свои ладони и сказал, глядя на ее пылающие щеки, на влажные глаза и красные губы:
— Нелли, я люблю вас. Я куплю вам драгоценности и нарядные платья, большой красивый дом, верховых лошадей. И вы меня любите. Вы будете моей женой!
— Ах, Джон. Кажется, я люблю вас. Милый, если это не любовь, то что же?
Он снова обнял ее.
— Это и есть любовь, дорогая, — сказал он, жадно целуя ее. Но она решительно остановила его.
— Джон, прошу вас. Так нельзя. Все в свое время. А так — нехорошо.
Он овладел собой. Цель достигнута. Он покорно сел и сказал:
— Простите.
Она поправила сбившуюся прическу.
— Давайте чай пить, — сказала она, передвигая чайник поближе к огню.
— Ну что же, выпьем чаю, — согласился он. — Я подожду возвращения миссис Моран и испрошу у нее согласие на нашу помолвку.
Нелли не ответила. Она вся дрожала, голова у нее кружилась. На душе было тревожно и смутно.
В шикарной новой коляске Джона Уэста, катившей по Джексон-стрит через несколько дней после его объяснения с Нелли, сидели трое. Джон правил; миссис Уэст плакала, прижавшись в угол, а между ними сидел человек неопределенного возраста, одетый во все новое и добротное, но как будто с чужого плеча. У него были моржовые седые усы, сутулые плечи, а голова опущена так низко, что поля черной шляпы скрывали глаза. Двенадцать лет прошло с тех пор, как его увели в тюрьму. Там он получил пятьдесят ударов плетью. Человек этот был не кто иной, как Артур Уэст; он отбыл срок заключения, и брат вместе с матерью везли его домой.
Миссис Уэст взяла Артура за руку и ласково сказала:
— Артур, ты едешь домой. Кончились твои мучения. Мы все будем ухаживать за тобой. — Эти слова она повторяла сыну с той минуты, как они сели в коляску. Что же касается Джона Уэста, то он упорно молчал и глядел только на дорогу.