— Надеюсь, никто не видел, как я прошел к вам, — начал Каллинан, смущенно играя шляпой и палкой.
— Вот ваши деньги. Они ждут вас уже две недели, — сказал Джон Уэст, выдвигая ящик стола.
— Я не за деньгами пришел, Уэст. Лучше бы мне никогда не дотрагиваться до ваших грязных денег.
Джон Уэст медленно задвинул ящик обратно. Артур устремил на Каллинана взгляд, полный угрюмой ненависти.
— Наш разговор не для посторонних, — сказал Каллинан.
— Я думал, — ответил Джон Уэст, — что вы знакомы с этим джентльменом.
— Не имею чести.
— Напрасно. Это мой брат, Артур. Арти, рекомендую: его благородие начальник полиции.
Артур Уэст молча мотнул головой.
Каллинан пробормотал:
— Я, кажется, слышал о вас.
— Не слышали, так услышите, — ответил Артур Уэст.
Каллинан переводил взгляд с одного на другого. Джон — беспощаден, молчалив, хитер. Артур — неуравновешен, озлоблен, жесток. За время своего долгого знакомства с преступным миром Каллинану приходилось иметь дело с самыми отчаянными людьми; но он понимал, что более опасных субъектов, чем эти двое, даже и он не видывал.
Джон Уэст первый прервал молчание.
— Так вы испугались святош?
— Нет.
— Тогда почему вы не хотите взять деньги?
— Почему? Да потому, что нет возможности покрывать вас. Вы слишком далеко заходите. Стреляете в полицейских, подкупаете свидетелей, калечите своих врагов. Вот почему. Придется вам отвечать перед законом, Уэст.
— Вы думаете, это очень умно с вашей стороны — говорить мне такие вещи?
— Давно бы мне следовало вам это сказать.
— Вы знаете, что большинство ваших людей другого мнения?
— К несчастью, да. Но достаточно и таких, которые жаждут свалить вас. Так что не особенно надейтесь.
— На закон вам трудно будет опереться. У вас не хватит власти свалить меня.
— А может, и хватит.
— Если вы рассчитываете на поддержку правительства, то вы ошибаетесь, — сказал Джон Уэст, скорее с надеждой, чем с убеждением.
— Все равно, закон не закон, а вам придется иметь дело со мной. Со мной и с Дэйвом О’Флаэрти.
— Не боюсь я вашего О’Флаэрти, — сказал Джон Уэст. Он вынул из ящика аккуратно перевязанную пачку банкнот и помахал ею перед носом начальника полиции. — Это ваше последнее слово?
— Последнее.
— Вы напрасно волнуетесь из-за святош; наплевать на все их делегации! Премьер сказал им, что полиции пришлось бы нарушить закон, чтобы добраться до меня.
— Очень может быть, что О’Флаэрти не остановится перед нарушением закона, лишь бы добраться до вас.
Джон Уэст бросил пачку банкнот в ящик стола.
— Как угодно. Вы знаете, что я не прощаю никому, кто меня предает?
— Вы мне грозите? Мне — начальнику полиции?
— Понимайте, как хотите. Подумаешь — начальник полиции! Не впутывайтесь вы в это дело. Пусть все идет своим чередом. Вы со мной не справитесь, Каллинан. Не советую вам и пытаться. Вы же брали у меня деньги. Как вам понравится, если это получит огласку?
— Вы не осмелитесь.
— Не будьте так уверены. Если вы очень меня прижмете — сами увидите.
Каллинан сбавил тон.
— Вот что я могу вам предложить: закройте свой тотализатор, а я уговорю О’Флаэрти не трогать вашего клуба.
— Не пойдет! И тотализатор, и клуб будут работать, и все ищейки со всей Австралии не заставят меня прикрыть их!
— Ну что ж, — уныло сказал Каллинан, — если вы этого хотите, пеняйте на себя. Не помогут вам ни ваши подземные ходы, ни ловкие адвокаты, ни шайки головорезов, ни подкупленные сыщики и политиканы. — Эти слова должны были звучать вызывающе, но Каллинан произнес их без всякого пыла, ибо он пришел сюда отнюдь не для того, чтобы порвать с Джоном Уэстом. Напротив, он надеялся путем взаимных уступок прийти к какому-нибудь соглашению. А вместо этого попал в дурацкое положение.
Каллинан встал и нерешительно направился к двери. Ему вовсе не хотелось, чтобы разговор на этом кончился. Не хотел этого и Джон Уэст.
— Зачем нам ссориться, — сказал Джон Уэст с елейной ноткой в голосе, — ведь мы с вами одной религии, правда?
Начальник полиции стремительно шагнул к столу.
— Религия! Уж лучше молчали бы! Вам церковь нужна только для того, чтобы извлекать из нее выгоду, В вас нет и намека на благочестие. И если вы рассчитываете на свои клерикальные связи, то у меня их не меньше.
— Сколько вам лет, Каллинан?
— Не ваше дело.
— Вам за шестьдесят, да? И многим не понравилось, что вы повысили предельный возраст до шестидесяти пяти, чтобы самому не подавать в отставку? Полиция шумит, да? Там немало людей, которые не прочь занять вашу должность? Так вот, я тоже считаю, что в шестьдесят лет пора подавать в отставку. Я думаю использовать все свое влияние, чтобы добиться восстановления прежнего срока, и тогда начальник полиции и с ним все старикашки вылетят вон!