– А где он сейчас? Работает дальше? – с интересом спросил Витя.
Учёный покачал головой.
– Во временном изоляторе. Хотя мы хотим добиться, чтобы он продолжал работу. Только под постоянной охраной.
– Интересно было бы с ним переговорить. Узнать, чего он хотел. Потому что просто так наделять кого-то силой… непонятно. Я чувствую, что цель была строго определённой.
– Странно звучит, что ты ощущаешь, что хотел посторонний человек, – отозвался второй учёный, заворачивая в подземный гараж.
– Ну, я же другой, – улыбнувшись, сказал Витька.
Учёные, непроизвольно швырнули в парня по пучку скептически-тревожных эмоций, но вслух ничего не сказали.
– Надеюсь мне понравится в вашей лаборатории, а то разнесу там всё к чертям собачим, – решил пригрозить Витька. От этих слов к пустоте в груди добавилась едва ощутимая боль.
– Понравится, – сказал учёный, останавливая машину. – Дальше пешком.
Витька, в сопровождении двух научных работников, подошёл к неприметной, но внушительно-мощной двери. Учёный открыл её с помощью сенсорного ключа и три человека через несколько секунд оказались внутри небольшого коридорчика, ведущего к шахте лифта.
– Тут несколько сканеров, – предупредил второй сопровождающий.
Пару раз вспыхнул зелёный и синий свет, и люди вошли в просторную кабину лифта. Спуск длился несколько минут. Парень чувствовал, как огромное и суетливое медленно тускнеет, а приближается что-то логичное, суровое и целенаправленное.
Наконец-то створки раздвинулись, и парня с двумя учёными гостеприимно встретили полдесятка охранников с автоматами. Никто не произнёс ни слова, но один в чёрной униформе двинулся по коридору вслед за прибывшими.
– А этот зачем? – спросил Витя, хотя ощущал, что от охранника идёт волна полного равнодушия.
– Меры безопасности. Ты же не входишь в персонал лаборатории.
Они шли по коридору, по обеим сторонам которого встречались сероватые двери. От пластиковых белых стен веяло стерильностью, бездушием. Почти через каждые несколько шагов встречались мощные вентиляции, пожарные системы, лампы аварийного освещения. Видимо, в серьезных экспериментально-исследовательских лабораториях внештатные ситуации были нередки. Иногда на дверях встречались зелёные таблички с непонятными для непосвящённого знаками.
– А эта что значит? – с интересом спросил Витя, указывая на змею в огне и с короной на голове.
Более разговорчивый учёный бросил быстрый взгляд на табличку и улыбнулся.
– Это шеф. Сюда мы и идём.
– Я уже давно перестал обращать внимание на эти картинки, – сказал второй работник. – А шеф – ещё та змея.
И оба засмеялись. Даже охранник скупо улыбнулся.
Они вошли в просторный кабинет, в котором было по кругу расставлено с десяток маленьких чёрных столиков со сложнейшими, даже на первый взгляд, приборами. Посередине царствовал массивный, тёмно-вишнёвый дубовый стол, заваленный бумагами. В углу этой махины стоял небольшой круглый аквариум, в котором свернулась калачиком карликовая, полосатой красно-зелёной расцветки тропическая змейка. Но больше всего Витьку поразил шеф. За столом вальяжно восседала худая, немного смуглая женщина лет тридцати пяти с короткой стрижкой жёстких чёрных волос. Она подняла карие глаза, скрытые за узкими прямоугольными очками, и тихо спросила:
– Второй мутант Маркова?
Витя ощутил исходивший от женщины слабый интерес и лихорадочную работу мысли, кто он такой и как его можно использовать.
– Приятное начало, – не дав что-либо сказать учёным, проговорил парень. – Я буду мутантом Маркова, а вы змеиным чудовищем? Или как?
Внезапно обитательница аквариума забеспокоилась и попыталась выбраться из стеклянной тюрьмы.
– Тише, Розочка, – ласково сказала женщина. Змея, которая не могла её слышать, вновь улеглась на дно.
– Римма, он же всё-таки не подчинённый. Можно и повежливее, – спокойно произнёс один из учёных. – Нам с ним ещё работать.
– Да-да, конечно. Вы пришли за разрешением? Можете проводить исследования с помощью любой аппаратуры.
– Пойдем, – сказал научный работник парню.
Витя бросил на странного шефа злой взгляд. В груди снова стрельнуло лёгкой болью, а «второй голод» становился всё более невыносимым. Вязкая депрессия поедала бешено работающий мозг. Даже эфемерный смысл жизни понемногу таял. Хотелось быть человеком, жить как человек, но, видимо, вещество перемешало всё и в сознании студента. Теперь ему требовалось самому себе доказать, что он человек, а душевная пустота мешала, гасила желания.