Инспектор безнадежно вздохнул.
— С таким же успехом мы могли бы искать их и в самых роскошных отелях. Я не допускаю, что они живут отдельно и встречаются раз или два в день в каком-нибудь неправдоподобном месте.
Он помолчал и рассеянно забарабанил пальцами по столу.
— Сюда приезжал Де Курвиль. Он лично осмотрел всех захваченных в Сохо и, самое главное, допросил своего агента, живущего там постоянно, — ничего! Как и следовало ожидать.
Начальник полиции покачал головой.
— На Даунинг-стрит невероятная суматоха. Никто не знает, что может случиться и чего нужно ждать.
Фальмут встал и взялся за шляпу.
— Веселое времечко, нечего сказать! Вы читали газеты?
Начальник полиции презрительно пожал плечами:
— Кто, скажите, верит тому, что пишут газеты?
— Я, — ответил сыщик. — Газеты обычно правильно отражают общественное мнение.
— А что говорит толпа, вы не имели случая слышать?
— Повторяет то, что написано в газетах.
В Скотленд-Ярде царили печаль и уныние, на Флит-стрит все было заполнено сенсацией. Новости покрывали целые столбцы газет, соперничавших между собой жирными шрифтами и кричащими заголовками, щеголяя иллюстрациями, диаграммами, цифрами и статистическими выкладками.
— Может быть, это мафия? — подбрасывала догадку «Комета» и всеми силами стремилась доказать, что так оно и есть.
«Вечернее слово» скромно предполагало, что речь идет о вендетте и сравнивало Четырех с «Корсиканскими братьями».
«Мегафон» раскопал подробнейшую историю Четырех, наполнив все свои страницы описанием их темных преступлений. Из пыли европейских и американских архивов он вытащил обстоятельные подробности каждого убийства, печатал портреты и биографии убитых.
Редакция утопала в сообщениях внештатных сотрудников. По поводу Четырех сюда сыпались горы анекдотов. Внезапно, словно по мановению волшебной палочки, все пишущие вдруг вспомнили, что всю жизнь близко знали страшную Четверку.
«Когда я был в Италии, — писал автор романа „Вернись“, — я слышал чрезвычайно интересную историю об этих Людях Крови…».
«Единственное место, где эти Четыре Злодея могут скрываться в Лондоне, это „Тайдель Базен“, — писал какой-то джентльмен на бумаге с жирной фамилией „Коллинс“ в верхнем углу почтовою листа.
— Кто такой «Коллинс»? — спросил издатель «Мегафона» у потерявшего голову редактора.
— Построчный репортер, — ответил редактор. — Он дает нам заметки о полицейских протоколах, пожарах, похоронах. Недавно он выпустил книжку «Знаменитые могилы Шотландии».
В комнатах дым стоял коромыслом. Редакторские корзины были переполнены телеграммами и заметками, свидетельствовавшими о трагедии, совершавшейся в человеческих умах.
— Он был честным малым, — жаловалась мать провинившегося мальчика-посыльного. — Но с тех пор, как прочитал о Четырех, он потерял голову.
И судьи находили в этом смягчающее вину обстоятельство.
Сэр Филипп Рамон заявил, что впредь не будет принимать газетных репортеров. О возможном преступлении он уклонялся говорить даже с премьер-министром.
Он собирался также сообщить через газеты, что внесение билля в Парламент ни в коем случае не будет отложено, но и боялся, что такой жест может быть чересчур театральным.
С Фальмутом, которому выпало защищать министра иностранных дел, сэр Филипп был необычайно любезен.
— Вы полагаете, что и правда есть опасность, инспектор? — спрашивал он сотни раз. И сыщик уверенно отвечал, что для излишней тревоги нет никаких оснований.
Будучи проницательным, сэр Филипп однако заметил странное выражение в глазах Фальмута и раздраженно сказал:
— Вас удивляет, что я, зная о грозящей мне опасности, не хочу отсрочить билля. Вы будете еще более удивлены, если я вам скажу, что не ведаю опасности, Я просто не могу ее себе представить. Обычно у людей — страх смерти возникает от желания проникнуть в тайны потустороннего мира. У меня этого желания нет.
— Вы абсолютно правы, сэр, — ничего не понял сыщик.
— Но, — поднял палец министр, — я очень хорошо представляю, какие неприятности могут возникнуть у нас с соседними державами.
Фальмуту хотелось зевать.
— Я принял все необходимые меры, сэр, — заметил он, чтоб взбодриться. — Два-три сыщика постоянно будут дежурить здесь и столько же в министерстве.
Сэр Филипп выразил одобрение. Когда вместе с Фальмутом он в закрытой коляске поехал в Палату, было понятно, почему впереди и по сторонам лихо катили велосипедисты, и почему вслед за ними два кэба влетели во внутренний двор Палаты.
В напряженной атмосфере переполненного зала сэр Филипп поднялся на трибуну и спокойно заявил, что второе чтение билля о выдаче политических преступников он назначает на вторник, то есть ровно через неделю.
В этот вечер Манфред встретил Гонзалеса в саду у северной башни Хрустального Дворца. Гвардейский оркестр исполнял увертюру из «Тангейзера», и приятели, пожав друг другу руки, поговорили о музыке.
— Как поживает Сери? — поинтересовался Манфред.
— Сегодня Пойккерт показывает ему город.
Оба рассмеялись.
— А ты?
— В Грин-парке я встретил придурковатого сыщика, спросившего меня, что я думаю о нас самих.
Скова заиграла музыка.
— У нас все готово? — спросил Леон.
Манфред, насвистывая, кивнул головой и присоединился к рукоплесканиям.
— Я приготовил место. Мы пойдем вместе с вами, — говорил он, хлопая в ладоши.
— Там что-нибудь есть?
Манфред лукаво подмигнул:
— Все, что нужно.
Оркестр заиграл королевский гимн. Оба встали и обнажили головы.
Толпа стала рассеиваться в темноте, и Манфред с Гонзалесом повернули к выходу.
Тысячи лампочек освещали сад, и воздух был наполнен запахом бензина.
— В этот раз мы не станем употреблять прежний способ?
— Конечно, нет, — подтвердил Манфред.
Глава 4. ПРИГОТОВЛЕНИЯ
В «Газетном деле» появилось объявление:
«Продается старая цинко-граверная фирма с превосходным техническим оборудованием и запасом химических продуктов».
В газетном мире, прочтя это объявление, сказали:
— Это Эдерингтон.
В газетном мире все знали, что Эдерингтон, по приказу пайщиков, вот уже три месяца продавал свое дело. Оно продавалось отчасти потому, что было довольно далеко от Флит-стрит (газетной улицы), а также потому, что техническое оборудование мастерских пришло в полную негодность.
Расспросив одного из пайщиков, Манфред понял, что мастерские могут быть куплены либо взяты внаем. Дело немедленно передается в новые руки. Кроме мастерских, в доме было три жилых комнаты. Вместо залога на первое время достаточно было поручительства какого-либо банка.
Через несколько дней Томас Броун, купец; Артур В.Нат, не имеющий профессии; Джемс Селькир, художник, Эндрю Коген, финансовый агент и Джемс Лич, художник, подали заявление о том, что они составили компанию с ограниченным числом акций, с целью начать фотограверное дело, и распределили выпущенные акции между собой.
За пять дней до того, как в Палате было назначено второе чтение билля, новая акционерная компания вошла во владение мастерскими.
Гонзалес отпечатал проспекты с объявлением, что «Синдикат Художественной Репродукции» приступит к работе с октября. Вывесил объявление, что «рабочих не требуется», и второе объявление о том, что по любому делу «нужно заблаговременно испрашивать свидания с директором или письменно обращаться к управляющему».
Это было невзрачное здание на Карнеги-стрит с обширными погребами и тремя рядами окон. В нижнем этаже стояли испорченные машины. Стены уставлены высокими шкафами с гнездами, где в беспорядке лежали цинковые пластинки, обрывки бумаг и всякий сор, который натаскал туда клерк, несколько недель не получавший жалованья.