Разумеется, то, что и в аппарате Президиума ВАСХНИЛ, и среди руководителей академических институтов были проведены аресты, бросало тень на лидеров Академии (дескать, плохо присматривали за кадрами), но все-таки и Муралов, и Марголин, и Вавилов еще оставались на своих местах. Однако автор статьи поставил себе цель указать как на главный факт, вытекающий из рассмотрения дел Академии на партактиве -- что руководство ВАСХНИЛ не отнеслось серьезно к волне арестов, не ведет необходимой борьбы с вредителями. Было симптоматичным также, что всегда поддерживавшая Лысенко редколлегия газеты "Соцземледелие" публиковала эту статью, написанную к тому же приехавшим из провинции и далеким от верхов человеком. Судя по тому, в каких выражениях автор статьи, видимо, хорошо информированный из каких-то источников о том, что сейчас нужно писать и в каком тоне, говорил о Президенте Академии А.И.Муралове, вице-президенте Л.С.Марголине, главном ученом секретаре А.С.Бондаренко (работавшем вплоть до 1935 года вице-президентом ВАСХНИЛ), кому-то очень хотелось убрать и их с занимаемых постов:
"Тов. Муралов и Марголин безответственно подошли к организации этого чрезвычайно важного собрания. Т. Муралов не вскрыл политических корней вредных теорий. Он обошел преступную, подрывную деятельность разоблаченных ныне отдельных членов секций академии ... А.С.Бондаренко, долгое время работавший в академии имени Ленина ученым секретарем ... ни слова не сказал о своих связях с бандитом Запорожцем, не выявил преступной роли Ходорова..." (41).
Им противопоставлялся в статье лишь академик Лысенко, принявший активное участие вместе с Презентом в собрании актива. По словам Нуринова, Лысенко "в своем содержательном выступлении показал, что Президиум Академии мало помогает ему..." (42).
(Это было нешуточное обвинение: самому выдающемуся ученому и не помогать! Ясно, что -- враги!).
""В результате я вынужден действовать через голову академии", -- говорит Лысенко",--
сообщал Нуринов (43), не объясняя, к кому же, минуя ученых, "через ИХ ГОЛОВУ", обращается Лысенко, когда ему надо решать вопросы, связанные с научной деятельностью.
Прошли еще полторы недели, и в "Правде" была опубликована центральная часть январского доклада Яковлева в Сельхозгизе, в которой партийный деятель в резких выражениях охарактеризовал генетику как науку фашистскую. Текст его выступления был сокращен и назван "О дарвинизме и некоторых антидарвинистах" (44). Раздел с обвинениями генетиков в том, что они "в своих политических целях" якобы "осуществляют фашистское применение "законов" этой науки", был в статье сохранен. Вслед за ним Яковлев ставил вопрос:
"Кто же открыто выступает против дарвинизма?"
и сам на него отвечал:
"Никто, кроме явных мракобесов и неучей" (45).
В число последних он включил Кольцова и ближайшего сподвижника Вавилова проф. К.И.Пангало.
В тот же день, когда статья Яковлева вышла в "Правде", в "Соцземледелии" была напечатана статья Презента и Нуринова (46), в которой были повторены выпады в адрес генетики и была дана ссылка на яковлевскую статью (значит, Презент и Нуринов заранее получили текст этой статьи и руководящие указания и сговорились, как действовать). Тон их статьи был просто зловещим:
"В эпоху Сталинской Конституции, в век доподлинной демократии трудящихся ... мы обязаны потребовать от научных работников ясного и недвусмысленного ответа, с кем они идут, какая идеология ими руководит?... Никто из наших ученых не имеет права забывать, что вредители и диверсанты, троцкистские агенты международного фашизма будут пытаться использовать всякую щель, всякое проявление нашей беспечности в какой бы то ни было области, в том числе не в последнюю очередь в области науки" (47).
Лысенковские ландскнехты вменяли в вину Кольцову (и теперь присоединенному к нему А.С.Серебровскому) интерес к обдумыванию возможных в будущем подходов к исправлению наследственных дефектов человека и оценки вероятности в совсем отдаленном будущем лепить наследственность отдельных индивидуумов с заранее запланированными свойствами. Кольцов перестал заниматься этими вопросами почти десятью годами ранее, но теперь его теоретические размышления трактовались как доказательство фашистских устремлений (высказанную еще до зарождения самих фашистских доктрин). Из контекста статей Кольцова и Серебровского вырывались отдельные высказывания и выставлялись на всеобщее осквернение. Презент и Нуринов позволяли себе по отношению к уважаемым ученым такие выражения:
"Когда-то в библейские времена, валаамова ослица заговорила человеческим языком, а вот в наши дни кольцовская пророчица показала, что можно делать и наоборот" (48).