У нас нет документальных доказательств, что именно Лысенко постарался убрать с дороги надоевшего директора. Но о том, что он его не любил и что неприязнь с годами не остыла, говорить можно. Сохранилось свидетельство этой неприязни, оставленное самим Лысенко. Я еще буду несколько раз цитировать отрывки из статьи "Мой путь в науку", опубликованной 1 октября 1937 года в "Правде" (33), ибо каждая фраза в ней написана ярко, выпукло, это был настоящий крик сердца человека, тонко чувствующего важность момента, отдающего отчет в том, что и какими словами следует сказать, чтобы максимально потрафить высшему руководству. Близилась развязка борьбы за кресло Президента ВАСХНИЛ. Надо было спешить. В статье среди самовосхвалений и фраз с восхвалением системы, породившей его, автор откровенно сказал о своем отношении к порядкам в одесском институте, установленным первым директором. Всего два предложения заключали зловещий по тем временам смысл:
"А институт, куда я перешел в 1930 году, работал по-старинке, келейно, вдали от широких масс. Более того, связь с людьми практики считали здесь зазорной для научного работника" (34).
После ареста Сапегина Лысенко, уже не стесняемый ничьим авторитетом, решил вплотную заняться селекцией пшениц. Но, не зная генетики, основ опытного дела, не обладая при этом многолетней практикой и врожденным чутьем, помогающим хорошим селекционерам, он пошел самым примитивным путем: отверг принципы генетики. На Украинской генетической конференции в Одессе в 1932 году, он впервые (и пока довольно робко) выступил против законов генетики, якобы только мешающих селекционеру, и объявил, что выставленные ЦКК и РКИ сроки выведения сортов вполне реальны.
В то же время негативное отношение к законам наследственности нужно было компенсировать какими-то собственными предложениями. А что мог предложить взамен Лысенко? В полном согласии с объемом имевшихся у него знаний он обратился к идее, давно изжитой наукой, но живучей в умах неспециалистов: идее прямого влияния среды обитания на наследственные свойства организмов. Обычно принято связывать эту идею с именем выдающегося французского биолога Жана Батиста Ламарка (1744 -- 1829), хотя надо сказать определенно: те положения, которым всю последующую жизнь следовал Лысенко, были слишком примитивными, чтобы называть их ламаркистскими.
"Скоростное" выведение сортов пшеницы
В конце 1932 года, а затем в январе 1933 года на собрании в Селекционно-генетическом институте Лысенко берет торжественное обязательство:
"...в кратчайший срок, в два с половиной года, создать путем гибридизации сорт яровой пшеницы для Одесского района, который превзошел бы по качеству и количеству урожая лучший стандартный сорт этого района -- саратовский "Лютесценс 06"2..." (35).
За словами о сверхскоростном выведении сорта могло скрываться только чудо, какая-то новая, не известная никому технология научного творчества, покоящаяся на действительно новых, эпохальных открытиях. Рассказ о том, как собирался совершить свое чудо Лысенко, помогает объяснить приемы, использованные для воплощения в жизнь каждого такого "чуда". Нам будет нетрудно проследить технологию "чуда" от его истоков до завершения, так как основной участник работы, ближайший советчик Лысенко, Донат Александрович Долгушин, описал события тех лет в длинном хвастливом очерке "История сорта", который не раз публично одобрял и сам Трофим Денисович (36).
Чтобы понять идею Лысенко, нам не придется морщить лоб и вчитываться в сложные многоступенчатые схемы скрещивания, строгие математические формулы, примененные для расчета вероятностей появления нужных растений с заранее предсказанными наследственными свойствами, или же разбираться в сути хитроумных физико-химических анализов, кои бы выявили улучшенные индивидуумы, ускользавшие раньше из рук селекционеров. Всё было просто и примитивно как лапоть. Начиная рассказ об этой работе, Долгушин сообщал: